Санкции не мешают. Учёный — о тормозе науки, деньгах и времени

Почему наука порой движется так медленно и что у нас можно развивать кроме углехимии, корреспонденту «АиФ — Кузбасс» рассказал один из разработчиков линз, кандидат химических наук КемГУ Валерий Пак.

Долгий путь к здоровью.

Анна Городкова, «АиФ — Кузбасс»: Валерий Хинсурович, несколько лет назад вы изобрели лечебные линзы, которые уже прошли апробацию на кроликах. Смогло бы ваше изобретение спасти глаза, скажем, худрука Большого театра, которого несколько лет назад облили кислотой?

Валерий Пак: Смогло бы, если бы линзы подоспели вовремя. Они вначале и были задуманы для того, чтобы лечить именно ожоги. Для этого мы создали четыре модификации глазных лечебных ионообменных линз. Они помогают при кислотных, щелочных ожогах и ожогах неизвестного происхождения.

Апробация изобретения на кроликах, которую мы провели вместе с томичами, показала эффективные результаты — раны на глазах животных быстро заживали. Быстрее, чем при традиционном лечении. До этого мы прошли все токсикологические исследования линз, которые показали, что они безвредны. Последний этап, который нас ждёт впереди, — клинические исследования на людях. Т. к. аналогов у нашего продукта нет, Росздрав обязал нас их проводить. Лишь после этого нам дадут регистрационное удостоверение и сертификаты для выпуска продукции. Но так как исследование стоит от 1,5 до 3 млн рублей, неизвестно, когда мы сможем поставить точку в проекте. Несмотря на то, что оно длится всего три-шесть месяцев и уже спустя пару месяцев можно будет приступать к мелкосерийному (для этого всё готово) или более масштабному производству (если найдём компаньона и завод, который возьмётся за выпуск), вся проблема заключается только в деньгах.

— Сколько нужно времени и денег, чтобы заработал научный проект? Ведь зачастую, когда объявляют о новом изобретении, мы ждём, что оно появится прямо завтра.

— Когда-то я тоже думал, что путь от изобретения конкретного продукта до его применения недолог, но всё оказалось намного сложнее, тем более с медицинским направлением. Если в строительстве, к примеру, где ничего не нужно испытывать на людях, уже через год можно получить сертификат и открывать производство, то в медицине всё иначе. Чтобы пройти все проверки и исследования лекарства, порой требуется 10−15 лет. Стоит это, конечно, не один миллион рублей, а несколько десятков как минимум. А чтобы начать выпуск лекарства на заводе, к примеру, нужно около сотни миллионов рублей. Где их взять самим учёным?

Санкции не повредили.

— Говорят, что из-за санкций мы лишились многих инструментов и материалов в работе. Действительно ли это так? Мешают ли ограничения научному процессу?

— Нашу группу санкции почти не коснулись, потому что большинство материалов, которые мы использовали, отечественные, кроме сырья. Цена на него, конечно, возросла из-за роста доллара, но нам нужно его не так уж много. Из одного килограмма сырья мы можем сделать до 10 тыс. линз, поэтому себестоимость их будет небольшой — около 300 рублей. Отечественное сырьё действительно хуже, но его можно довести до нужного нам состояния (мы сами делаем гидрогель для линз).

На санкции мало кто жалуется из учёных, потому что многое самое современное оборудование было закуплено ими ещё до ввода ограничений (частично из-за границы). Даже тот, кто решится вскоре создавать что-то новое, всё равно сможет купить всё необходимое — есть различные каналы распространения. В небольших объёмах купить импортное оборудование достаточно легко. Пути не перекрыты.

— Что, по-вашему, у нас в области, в стране стопорит прогресс, а что помогает науке?

— Развиваться науке помогают в основном гранты и инвесторы. Когда мы создали линзы, начали с этим проектом выигрывать всевозможные гранты — местные и федеральные. Вся команда учёных (во многом это студенты, аспиранты) участвовала в научных конкурсах («Старт», «УМНИК» и т. д.). Это нам здорово помогло продвигаться дальше и следовать от этапа к этапу. Но для участия нередко требуется софинансирование кого-то со стороны, попросту инвестора. У нас он был и помогал на протяжении нескольких лет, но буквально в прошлом году покинул нас. Помогают и местные власти, которые частично компенсируют научные расходы, Кузбасский технопарк. Мы являемся его резидентами и входим в биомедицинский кластер, созданный в 2014 году. Каждый год всем его участникам выделяют по 100−300 тыс. рублей на всевозможные цели — маркетинг, бизнес-план, продвижение проекта и т. д. Этот кластер, на моё удивление, оказался даже активнее углехимического.

А стопорит науку бюрократия и недостаточное финансирование, и от местных властей это мало зависит. Только бумажной волокитой с Москвой мы были заняты 2,5 года. Отсылали кучу документов, которые нам несколько раз высылали обратно и требовали привести их в соответствие с новыми законами (меняются они чуть ли не каждый год). Я считаю, что научный прогресс за границей движется намного быстрее. Нами интересовались итальянцы, шведы, но просили подробно ознакомить их с технологией, показать чертежи, чего мы делать не стали — вдруг украдут? Сейчас пытаемся привлечь китайцев.

«Продвинутые» угольщики.

— Чем ещё можно, по-вашему, заниматься учёному в Кузбассе, кроме углехимии? Ведь слышим в последние годы мы только о ней.

— Я не большой специалист во всех отраслях науки, но точно знаю, что развивать в Кузбассе можно всевозможные инновационные и инициативные направления от физики до химии. По госзаданию я бы занимался теоретической стороной — к примеру, ионно-молекулярными кристаллами, но по своему желанию — чем-то более практическим, линзами. Предлагаемый материал (гидрогель), из которого мы их делаем, можно применять в разных областях: от атомной промышленности (очистка от радионуклидов) до бытовых нужд (очистка от ионов тяжелых металлов и хлорорганики). Но это уже совершенно другая научная сторона, на изучение которой нужны совсем другие деньги и долгие годы тестирований и проверок. Сейчас не до этого.

Много полезных проектов и в медицине, которые пока не находят своего интереса — допустим, ранняя диагностика раковых опухолей. К сожалению, без денег развивать ничего не получится.

— Как вы считаете, можно ли создавать науку в отдельном городе или стране и быть гораздо «продвинутее» других регионов или стран?

— Думаю, что можно. Сейчас информационное пространство открыто, основные сведения, научные статьи находятся в открытом доступе в Интернете. Но другое дело, что нужно иметь оборудование и связи с разными регионами, бывать на конференциях, знакомиться с опытом других людей.

Огромную роль в научном прогрессе играют люди и университеты. В пример могу привести Томск. Из этого города и из его учебных заведений образовались университеты, академгородки в Новосибирске, на Алтае, в Кемерове. Поэтому можно сказать, что наш Томск в плане науки значительнее более продвинут, чем остальная Сибирь. Кузбасс же смело может гордиться своими научными разработками и достижениями в угольной и металлургической отрасли.