Гений эксцентрической комедии Леонид Гайдай нередко сталкивался с цензурными претензиями, хотя никогда не был диссидентом и не держал «фигу в кармане» против советской власти. Он просто хотел, чтобы людям жилось немного веселее в строго регламентированном социалистическом обществе, где всё чрезмерное и непредсказуемое вызывает опасения, в том числе обостренное чувство юмора и абсурда окружающей действительности. 30 января, в день 100-летия со дня рождения создателя любимых кинокомедий нескольких поколений, «Известия» вспоминают его жизнь и творчество.
Против течения
Охоту быть абсурдистом будущему автору «Операции Ы», «Бриллиантовой руки» и «Ивана Васильевича» стали отбивать с первой же самостоятельной постановки, которую ему доверил директор «Мосфильма» Иван Пырьев. В 1955-м он прислал персональную заявку на выпускника режиссерского факультета ВГИКа Леонида Гайдая, окончившего институт не без проблем. Поступивший во ВГИК уже взрослым 26-летним человеком, поработавший актером в Иркутском драматическом театре, Гайдай часто перечил преподавателям, не видевшим возможности перевоспитать уже сформировавшуюся творческую индивидуальность и после первого семестра решившим его отчислить. Спасло строптивого студента появление во ВГИКе нового преподавателя, корифея жизнерадостной комедии Григория Александрова, набиравшего новую мастерскую. Особого наплыва желающих делать веселые фильмы почему-то не было, и Гайдаю разрешили с испытательным сроком перевестись к Александрову, по достоинству оценившему гайдаевские этюды.
На «Мосфильме» начинающий режиссер хорошо зарекомендовал себя в качестве ассистента, а потом совместно с Валентином Невзоровым работал над картиной «Долгий путь» по сибирским рассказам Владимира Короленко. После этого в творческой мастерской Михаила Ромма Гайдай принялся за реализацию сценария «Мертвое дело» Владимира Дыховичного и Мориса Слободского (который позже в тандеме с Яковом Костюковским станет соавтором лучших гайдаевских фильмов). Его авторы довольно смело прошлись по крючкотворству: главного героя, руководителя «Кустового управления курортными учреждениями» (КУКУ), которого в фильме сыграл Ростислав Плятт, по недоразумению записывают в покойники и дальнейшие комические коллизии закручиваются вокруг его отчаянных попыток доказать, что он все-таки жив.
Получившийся у Гайдая злободневный кинофельетон, где радуют почти ильфо-петровские вывески («Гипропиво», «Райпиявка», «Нежилотдел», «Заготлыко») и непривычный для советской комедии черный юмор («А кто у вас умер?» — «Я у нас умер»), в целом был встречен с симпатией чиновниками «Мосфильма», но, видимо, чем-то задел за живое министра культуры Николая Михайлова, который лег против фильма костьми.
В итоге «Мертвое дело», сокращенное до 47 минут, было выпущено под названием «Жених с того света» и стало для Гайдая первой психологической травмой, научившей его в дальнейшем быть хитрее и изворотливее, предугадывая всевозможные претензии разнообразных управляющих культурными учреждениями. Через 20 лет таким же болезненным ударом станет цензурная кастрация фильма «Инкогнито из Петербурга» по гоголевскому «Ревизору», из которого были вырезаны не только все попытки осовременивания (например, дети, встречающие Хлестакова с цветами), но даже и эпиграф первоисточника «На зеркало неча пенять, коли рожа крива».
Пространство слова
У киноведов пользуется популярностью версия, что сквозной герой нескольких фильмов Гайдая благообразный очкастый Шурик — своего рода alter ego самого режиссера. Если по «Операции “Ы” можно предположить, что Шурик — представитель не гуманитарной, а технической интеллигенции и изучает точные науки, то аналогия становится особенно плодотворна.
Яков Костюковский считал, что фразы из гайдаевских фильмов так хорошо расходились в народе именно благодаря гайдаевской науке считать каждое слово в реплике: «Слово — это три секунды на экране, а три секунды на экране — это три часа в жизни».
Несмотря на этот строгий хронометраж, Гайдай всегда оставлял своим артистам свободное пространство для самовыражения и не спешил говорить «Стоп!», даже когда сцена уже была окончена. Благодаря такому подходу строго выверенные гайдаевские фильмы часто радуют неожиданными актерскими реакциями: «Иногда актер может сотворить такое, чего и сам не ждет, а я потом могу этот кадр вставить в какую-нибудь другую сцену. Иногда достаточно сделать такую крошечную вставку, и сцена может стать не просто смешной, а уморительной». Один из примеров такой импровизации — эпизод в фильме «Иван Васильевич меняет профессию», где Наталья Крачковская была вынуждена продлить свой текст «Интеллигент несчастный! Выучили вас на свою голову!» непонятно откуда взявшейся и вроде бы нелогичной репликой «Облысели все!», которую Гайдай с восторгом включил в фильм.
Дерзости и компромиссы
В том, что касается общения Гайдая с надзирающими кинематографическими инстанциями, выискивавшими в его фильмах опасные намеки и слишком дерзкие шутки, его можно сравнить уже не с простодушным Шуриком, но скорее с частным сыщиком или спецагентом, которого играет Дмитрий Харатьян в поздних гайдаевских картинах — «Частный детектив, или Операция “Кооперация” и “На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-бич опять идут дожди”. Гайдаю тоже приходилось, как агенту под прикрытием, маскироваться и проявлять чудеса изобретательности, чтобы по максимуму сохранить свои фильмы, уберечь их от редактуры, убивающей лучшие и наиболее дорогие для режиссера моменты.
Гайдай невозмутимо объяснил, что веселая пародия на детектив — это, конечно, хорошо, но как граждански ответственный художник в финале он был обязан показать всю сложность нашего времени и вернуться к проблемам, которые действительно волнуют современного человека, а это прежде всего угроза ядерной войны.
Обомлевшая от такого градуса абсурда комиссия Госкино потратила все силы на то, чтобы уговорить автора вырезать нелепый взрыв в финале. Зато на многие беспрецедентные для советского кино вещи, которыми наполнена «Бриллиантовая рука» и которые явно противоречили «облико морале» нашего зрителя, уже закрыла глаза.
Великолепная троица
Впрочем, несмотря на обилие в фильме буржуазных атрибутов вроде полуголых блондинок, поездок в булочную на такси и пьяных кутежей в ресторанах, история, лежащая в основе «Бриллиантовой руки», была вычитана сценаристом Костюковским из официальной советской газеты «За рубежом», сообщавшей о европейских контрабандистах, которые делали тайники в гипсе под предлогом фальшивых переломов.
Зализывая раны после «Жениха с того света», режиссер, уже засомневавшийся в выборе профессии, отправился в родительский дом в Иркутске, где на чердаке хранились залежи юмористических журналов 1920-х годов. Там-то и попался Гайдаю фельетон о браконьерах и сознательной собаке, из которого родилась немая короткометражка «Пес Барбос и необычный кросс», снятая за 20 дней, показанная на закрытии Московского кинофестиваля 1961 года и купленная для проката в 102 странах.
Трус, Балбес и Бывалый — универсальная психологическая конструкция, покрывающая, в сущности, всё многообразие человеческих типов и проявлений, стала той птицей-тройкой, которая придавала дополнительный драйв и энергию многим гайдаевским фильмам, пока Балбес не сделал самостоятельную карьеру, трансформировавшись в Семена Семеновича Горбункова. Именно Семен Семенович, интеллектуально беззащитный и ослепляющий блеском своего простодушия, а не умненький Шурик все-таки остается наиболее ярким и неотразимым супергероем Леонида Гайдая, которого из трех столпов советской кинокомедии (кроме него это Эльдар Рязанов и Георгий Данелия) принято считать самым незамысловатым и «простонародным». Однако Гайдай никогда не считал зазорным занимать именно эту нишу, так формулируя свое кредо для съемочной группы: «Много режиссеров, которые делают лирические комедии, философские, интеллектуальные, а мы — просто комедию, значит, должно быть смешно».
