Первые строчки в них занимают технари, писатели, преподаватели, дизайнеры, журналисты и программисты. ИИ развивается. Нейросеть ChatGPT способна общаться на любые темы, например, стоит ли вам поменять работу или жениться. Роботы научились понимать иронию. «Освещение актуальной повестки очень скоро возьмет на себя искусственный интеллект. Для того чтобы передать новость, человек не нужен», — говорит профессор ЧелГУ Марина Загидуллина.
Сегодня лишь ленивый не читал об изобретательности нейросетей и искусственном интеллекте, способном потеснить гомо сапиенс на рынке труда. Интернет кишит рейтингами профессий, из которых в первую очередь исчезнут люди. Причем первые строчки в них занимают не только технари, но и писатели, преподаватели, дизайнеры, журналисты и даже сами прародители ботов — программисты. О том, какие изменения вносят в нашу жизнь новые технологии, мы поговорили с экспертом в области развития медиасреды профессором Челябинского госуниверситета Мариной Загидуллиной.
Марина Викторовна, недавно вы стали организатором международной конференции «Медиатекст в новой технологической среде». Что обсуждали?
Марина Загидуллина: Что технологии развиваются быстрее, чем мы успеваем их обсудить (смеется). Если последний раз мы рассматривали проблему кликбейта, когда ради увеличения просмотров журналисты или блогеры «конструируют» заголовки, способные завлечь аудиторию, то сегодня это уже не актуально — погребено под алгоритмами работы Cети.
Эти алгоритмы делают человека несвободным. Например, хочешь почитать об экономическом кризисе, но поисковые системы выдадут тебе видео о крахе цивилизации и неизбежной катастрофе. Дело в том, что алгоритм идет не в глубь темы, а в эмоции, вызывающие интерес у людей, кормит тебя мусором, создавая иллюзию выполнения запроса. Противостоять этому пока невозможно. Поэтому нужные данные лучше искать на специализированных площадках.
То же самое происходит в новой технологической среде и с журналистским текстом. Он рискует быть заваленным массивом оцифрованной информации и оказаться гласом вопиющего в пустыне, поскольку просто не попал в «алгоритмическую линейку».
К примеру, социальные сети подавляют голоса неактивных пользователей. Если такой человек в момент отчаяния выходит с криком о помощи, обращается к друзьям, его не слышат — сообщение не попало в ленту и не получило отклика, когда он был особенно нужен. Получается, алгоритм может убить человека в буквальном смысле слова, и это большая проблема. Интернет открыт миру, но именно поэтому человек в нем невидим и тотально одинок. Такое вот одиночество в Сети.
При этом искусственный интеллект активно развивается, по сути, вытесняя нас из многих сфер. В мире уже всерьез задумались, как ограничить его влияние.
Марина Загидуллина: На конференции в ЧелГУ мы протестировали нейросеть ChatGPT и были поражены, насколько быстро и глубоко она отвечает на поставленные вопросы. Роботизированная система способна общаться на любые темы, например, стоит ли вам перейти на другую работу или жениться. Можете поинтересоваться, что происходит в любой точке земного шара, и бот подготовит глубокий, безупречный с точки зрения литературного языка текст, используя не только информацию СМИ, но и соцсетей. Это не просто копирование, а генерация абсолютно уникального текста по лучшим образцам, найденных нейросетью.
А с юмором у нее как?
Марина Загидуллина: Большой прогресс! Роботы научились понимать иронию, а ведь чтобы ее распознать, необходимо очень хорошо прочувствовать контекст высказывания. И нейросети это делают.
Зачем тогда готовить журналистов?
Марина Загидуллина: Я думаю, освещение актуальной повестки очень скоро возьмет на себя искусственный интеллект. Для того чтобы отреагировать на информационный повод и передать новость, человек сегодня не нужен. В «Ассошиэйтед Пресс» нейросеть делает экономические обзоры. На Дальнем Востоке виртуальная ведущая читает прогноз погоды. Причем сама же его и готовит по данным метеослужбы. Боты справляются с такими задачами быстрее и лучше людей. И в этой связи, как мне кажется, профессиональная идентичность журналистики начинает меняться, она становится социально ориентированной, нацеленной на нужды простого человека.
И наши абитуриенты это понимают, если хотите, даже на уровне подсознания, а их число, несмотря на резко меняющийся мир, год от года растет, по крайней мере в ЧелГУ. Условно я делю ребят на два потока: одни приходят в профессию, чтобы стать успешными блогерами и делиться какими-то лайфхаками, другие не могут сидеть на месте и идут в люди, чтобы помогать. Они мотивированы посещать хосписы с онкобольными, какие-то трущобы, бросают вызов себе и чувствуют себя состоявшимися людьми, если у них получается…
Это неумирающая мотивация всех поколений журналистов. Между тем в МГУ недавно посетовали, что грамотность у выпускников упала ниже плинтуса. Мало читают?
Марина Загидуллина: На самом деле читать стали больше. И, когда людей интересует экспертное знание, они способны проглатывать огромные массивы информации практически без передышки. Меня просто потрясает в новом поколении эта жажда. Другое дело, что до всякого знания требуется дорасти. Еще в 2000-е годы американская исследовательница Дана Бойд провела тысячи опросов и пришла к выводу, что познание окружающего мира ребенком начинается с коммуникации, когда он пишет в соцсетях «привед-медвед». На смену этому приходит так называемый рамблинг, или бродяжничество в интернете, когда подростки бездумно пролистывают бесчисленное множество страниц. И с точки зрения родителей их безмозглые чада бездарно теряют время, вместо того чтобы готовиться к поступлению в престижный колледж. Но переход от коммуникации к абстрактному поиску нужен, чтобы понять, что именно им интересно. Третий этап — когда молодой человек хочет стать экспертом в понравившейся ему области, будь то хип-хоп или оригами. И тогда мало прочитать статью в «Википедии». Приходится штудировать источники — серьезная интеллектуальная работа. И даже если эта сфера скоро ему наскучит, навык останется навсегда.
Главное, чему вы пытаетесь научить студентов?
Марина Загидуллина: Главное у них есть — социальный активизм, которому новое поколение никто, как ни странно, не учил. А наша задача — усилить культурный бэкграунд: сделать их свободными, глубокими, интересными аудитории личностями. И это, пожалуй, самый простой и действенный ответ на все вызовы времени и новых технологий.
Смена культурной парадигмы
Бытует мнение, что культурный уровень падает, поскольку молодежь не интересуется классикой…
Марина Загидуллина: Не стоит наивно полагать: если мы приобщились к культуре, прочитав «Войну и мир», так же будут поступать наши дети. В конце ХVIII века, к примеру, все образованные люди читали Сергия Радонежского. А сейчас? Он просто ушел — архивировался.
Пушкин, Лермонтов и Достоевский тоже со временем останутся только в истории литературы, потому что перестанут разговаривать с новым поколением на понятном ему языке. У Пушкина есть тома стихотворений, которые сейчас мы уже не понимаем без десятка сносок с комментариями. Придет время, когда реальность, которая в них отражается, архивируется, станет лишь иллюстрацией ушедшего времени.
Разве плохо, что новое поколение сопереживает не героям Крапивина, а Гарри Поттеру? Его история тоже переполнена этикой и фундаментальными ценностями человечества. Она про добро, зло, самопожертвование. Почему я должна настаивать, чтобы вход в культуру для всех был через те же двери, через которые прошла я?
Да, наши абитуриенты набирают текст в телефоне или компьютере и прогоняют его через корректорскую программу, которая меняет «е» на «и» и расставляет запятые. Но по сути — это тот же опыт, который мы получали, перечитав «Войну и мир». В остальном они не сильно отличаются от нас. В любом потоке первокурсников есть те, кто ничего не читал, и те, кто роет так глубоко, что ух!
