На сей раз хотим рассказать об основателе полевой кухни «Привал» — Ольге Диль. На окраине поселка Светлый Путь Ленина в Темрюкском районе, рядом с трассой, есть место, где проезжающих военных ждет теплый прием и вкусная горячая еда, за которые им не приходится платить.
Скромная женщина, хозяйка полевой кухни, прячет лицо от камеры. Но не потому, что боится. Суровая обстановка тех мест, куда она постоянно возит гуманитарный груз лично на своем микроавтобусе, надолго оставляет человека в некотором напряжении, заставляет быть собранным. А там, ближе к «ленточке», ее уже хорошо знают. Российские военные даже успели дать ей позывной — Мамуля. И это неспроста: она воспитывает приемных детей, которые оказывались в ее семье при самых порой необычных обстоятельствах. «Приходят», — просто говорит она. А с недавнего времени свои силы она направила и на помощь бойцам, проезжающим через близкое к границе селение: обратно или туда, на передовую.
Ольга Диль, многодетная мать, руководитель семейного театра «Сила веры», рассказала нам о своих принципах жизни, о том, как создавался «Привал».
Чужих детей не бывает.
— Сколько у меня детей? Терпеть не могу это вопрос. Они сами приходят. Или Бог приводит. Так всё замысловато, а порой даже забавно получается, — говорит Ольга. — Вот смотрите, пришел парень со своим младшим братом. С Украины они. До этого в монастыре Приазовском были, а младший сбегал постоянно отовсюду. В последний раз его вообще с полицией ловили. Взяла их к себе. Младший, кстати, ко мне попал даже без свидетельства о рождении. Мамка родила, пуповину перегрызла — и всё, так и жил тринадцать лет. А у них две сестры, уже взрослые. Одна на Украине, но с ней сейчас, к сожалению, не общаемся. Другая — в средней полосе. Эта стала звонить и приезжать, сына своего к нам привозила. И мы к ним приезжали. Сейчас у нее уже трое деток. Ее старший приехал ко мне и уже зовет бабушкой. Она меня — мамой. И что, неужели она мне не дочь? Дочь, конечно. И у нее теперь трое моих внуков.
Колька мой… Я его забирала девятимесячного, он и пяти килограммов не весил. Там вообще столько нехороших диагнозов разных было… Мне говорили: «Зачем ты это взяла? Оно же ни ходить, ни говорить не будет». Из-за того, что мать его пила всю беременность, дистрофия была. Некоторые проблемы со здоровьем остались и сейчас. Однако, как подрос, занял в нашем районе первое место по фланкировке (казачий «танец» с холодным оружием. — Прим. авт.). Стихи читает изумительно, очень проникновенно.
Давно уже это было, когда двойняшки трехлетние пришли в нашу семью, у меня один трехлетка был уже. А эти новенькие набожные такие оказались. У нас вообще Бог всегда на первом месте. А эти крохи вообще дома молебны устраивали за маму и папу. Вымолили. Через год их мама кровная восстановилась в правах. Это трагедия века была. Отдавать детей — это самое страшное для меня. Мы с ними прошли семь кругов ада, они жили то там, то тут. А сейчас им уже по тринадцать. Мама бросила пить, папа закодировался. Приезжают в гости постоянно, всё замечательно. Но теперь у них и там мама с папой, и здесь мама с папой. И что, они не дети мои? Дети.
Девочка одна, колясочница, стала меня мамой называть. Потом однажды цыганка пожила у нас немного: дом у них подгорел, а сейчас я и ее уже дочкой зову. А когда начали военных кормить, так мальчишки приезжают, в книжке на память пишут что-нибудь, обращаются ко мне, называя мамулей.
Ладно, говорю, пусть так и будет позывной — Мамуля.
Чужих детей не бывает же… А у меня тем более.
Начало.
— Началось-то все с чего? — вспоминает Ольга. — Я постоянно в автобусе возила шоколадки и пирожки. Детей же много вокруг — угощала. Здесь рядом с нами рыночек, и машины военные останавливаются — перекусить, чай попить. Я езжу много, и не только здесь, во многих местах вижу военных, стоящих у рынков и кафе. Всегда доставала свои припасы, быстро ехала домой или в ближайший магазин, чтобы купить им что-нибудь в дорогу. Сама мысль, что эти ребята едут нас защищать, а кто-то берет с них деньги за еду, не укладывается у меня в голове.
И вот сидим однажды с подругой, а она и говорит, что знакомый ее поехал в Мариуполь поваром работать. И она, мол, тоже хочет. А я ей говорю: «Тут тоже кормить надо мальчишек».
После разговора позвонила в администрацию, попросила разрешения поставить палатку у трассы на краю поселка. Хотела возить хотя бы кипяток и пирожки, чтобы они здесь могли перекусить. Мне дали добро.
Палатку казаки поставили. Я понимала, что в палатке будет очень холодно да и тесновато. В ноябре здесь, на пустыре, в свой день рождения я установила, можно сказать подарила себе, первый вагончик.
Потом, когда заехали двадцать семь человек и сидели тут и ели друг у друга, что называется, на головах, решила, что нужны еще вагончики. А когда первая группа осталась переночевать, стали думать уже и о спальных местах. Купили еще один вагончик, спальню сделали.
Поначалу думала, что просто семьей будем кормить и дежурить. Но люди стали приходить, приносить что-то, помогать. Столько оказалось добрых людей!
До всего этого у нас в «Вацапе» была группа «Добрые руки»: помогали бабушкам, собакам, кошкам. Теперь она называется «Добрые руки “Привала”». Но бабушки и кошки с собаками тоже остались. Затем еду не просто тут готовить стали, а еще и ближе к фронту возить.
— Помощь нам многие люди оказывают. Есть, например, предприниматель, у которого совсем нет времени на то, чтобы формировать доставку и самому везти, но очень хочет помогать. У него подсобное хозяйство свое. А я ведь гуманитарку практически прямо до передней линии, бывает, вожу. Так он ко мне обратился — и недавно от этого фермера целый фургон продуктов отвезли. «Я бычка могу дать на мясо, молока литров сто, сыра», — говорит он. Я ему отвечаю, что машина-то у меня маленькая, небольшими партиями вожу, да и на Крымский мост меня не пустят. С трудом только удалось его порывы сдержать. Другие топливо предлагают. Тоже очень нужно: на одну поездку у меня только солярки уходит на десять тысяч.
Традиции.
— У нас же еще семейный театр был. Сейчас все на «Привале», а раньше много выступали. Мальчишкам не хватает этого драйва. Когда к нам кто-то приезжает домой, они просят: «Мам, давай чего-нибудь покажем!» А раньше ездили очень много. Когда в Крым поехали к сыну, служившему в армии, по дороге тоже концерты показывали, наведывались в местные госпитали.
На один творческий конкурс в Новороссийск «из-за ленточки» приехала группа «Штурм», и мой ребенок так впечатлился их исполнением, что попросил у Николая, их солиста, автограф. Бумаги под рукой не оказалось, так он вытащил сторублевку и написал на ней: «Буду жить!» Этот автограф я, естественно, первым делом повесила на стену, когда мы купили первый вагончик, чтобы кормить бойцов в нашей полевой кухне. Мальчишки военные посмотрели на эту купюру и тоже деньги стали подписывать. Так традиция сама и сложилась. Другие стали шевроны снимать и дарить. Затем и флаги первые появились. Один боец даже берет оставил нам на память.
А вот стоит и свеча первая наша!
Со свечами-то у нас как началось? Я купила в магазине свечу в ноябре еще, прочитала: ничего себе, шесть часов горит! Надо нашим пацанам такие! Стала искать, кто делает. А их уже все смели с прилавков. Да и цену подняли. Говорю своим: мол, надо придумать, как самим делать. Узнали всё и начали. А первая так и осталась у нас нетронутой — как экспонат, на память.
Книжку завели с отзывами, поскольку уже ребята проезжающие сами хотят поблагодарить, написать на память теплые слова. Такое пишут, что ради этого жить хочется. И даже на серьезный и какой-то тяжелый негатив после этих слов закрываются глаза.
Розовый торт.
— Случилась тут история замечательная. Из станицы Голубицкой девчонки порой привозят всякие вкусности: печеные и прочую кондитерку. И представьте себе, привозят в иной раз огромный торт розового цвета! Я грешным делом начала ворчать на них: зачем, мол, лучше бы пирогов напекли… Ведь времени потратили, денег столько, красоту навели! Про себя думаю: сколько будет стоять, как накрыть, что делать?
На следующий день подъехала машина. Из нее вываливают тридцать военных. И они все с шутками, с гомоном — бодрились, хоть и ехали сменять своих прямо на передовую. А один, их командир, смурной ходит. Спрашиваю у ребят:
— Чего командир грустный?
Отвечают:
—А у него день рождения сегодня.
Представляете?
И мы с этим огромным тортом, с окопной свечой встали, поздравили, обняли человека.
Какие люди у нас!
Люди стали откликаться, помогать нам. Вон, дежурные наши из станицы Курчанской приезжают. Две женщины пожилые, обе с больными ногами, так ничего, приезжают. А однажды смотрю: идет кто-то по дороге с сумками — бабушка принесла булку хлеба, пачку соли и петуха.
Говорит:
— Доченька, у меня два петуха — мне одного хватит. А этого мальчикам свари.
Она тридцать пятого года рождения. Ребенок войны. Рассказывала про девочек-летчиц наших, а еще про зверства фашистов… Сидишь вот так, смотришь на нее, слушаешь и рыдаешь…
Или взять Ивана Афанасьевича, нашего пенсионера. Он тоже ребенок войны, тридцать седьмого года рождения. С Брянщины родом. Приходит сюда этот дедушка через весь наш поселок. А ходит он, опираясь на костыли. Последний раз в рюкзаке принес семнадцать килограммов картошки! Говорит: «Я дойду, значит, и ребята наши дойдут».
Дети чьи-то тоже недавно разбили копилку, пошли и купили на все свои собранные деньги сгущенки солдатикам. Я военным с гордостью говорю, что это ребятишки постарались, чтобы у них сладкое было на столе. А солдатики: «Как теперь есть эту сгущенку-то?».
А какие люди у нас есть! Некоторые пекут всю ночь, чтобы утром свежую выпечку привезти сюда, на «Привал». Или, представляете, пятьдесят килограммов рыбы забрать и дома пережарить, зная, что завтра везти ее надо. Коптильщик даже свой есть.
И сейчас нас всё больше становится. Уже анапские две группы, темрюкские, пластуновские, динские, и мы всё будим и будим людей — все больше желающих делать добрые дела.
* * *
— Сейчас такое время для меня сложное. Стало трудно общаться с теми, кто не понимает, для чего мы это делаем. Ведь посмотрите, сколько еще людей продолжают жить своей прежней жизнью. Словно ничего не происходит. И прямо радость чувствуется, когда еще один человечек пробуждается и начинает думать, говорить или предлагать что-то делать ради общего блага. Такое ощущение, словно души их подснежниками из-под снега проглядывают.
