Его звали Кот и ему было 10 лет. Большой чёрный зеленоглазый кот ориентальной породы. Ориенталы вообще считаются долгожителями, мой здоровяк весил под 7 кг и всегда был бойким и разговорчивым, поэтому я никак не ожидала, что обычная вялость и отказ от еды в итоге приведут к кетоацидотической коме*. Три клиники, сутки борьбы и минус 21 тысяча — как журналист «АиФ в Кузбассе» боролся за жизнь любимого кота.
Минус 7 800 рублей.
Утром я не обнаружила Кота на кровати. Странно. Почти все 10 лет он спит рядом — в ногах на уголке. Как только я ложилась на кровать, кот бежал следом. Из разных людей, ночевавших у меня в квартире, он предпочитал спать именно со мной. Иногда — рядышком подмышкой, свернувшись калачиком.
Кот лежал на диване и смотрел на меня осоловелыми глазами. Его, астматика и хроника с ЖКХ, часто тошнило по утрам, поэтому я не придала особого значения. Еда в обоих мисках с разным лечебным пожизненным кормом (для аллергиков и животных с гастрозаболеваниями) была не тронута. Но пьёт, отлично. Ладно, ждём до обеда.
После обеда картина не изменилась: кот еле слезал с дивана, доходил до баночки с водой, пил, делал несколько шагов и ложился на пол. Срочно к врачу. В переноске мочевой пузырь Кота не выдержал. Сам Кот, который обычно громко жаловался всю дорогу от дома до ветеринара, предупреждающе мяукнул пару раз, после чего затих.
Первый врач написал список рекомендаций, на которые я без раздумий согласилась. На месте могли взять кровь на общий анализ и биохимию, измерить основные показатели и прокапать Кота. При низкой температуре у него оказалось на удивление высоким давление и зашкаливал уровень сахара в крови: при норме 4−8 глюкометр показал 24,4. Диабетик? Вот уж о чём не думала.
После тёплой капельницы для поднятия температуры и укола инсулина нас отправили домой, порекомендовав ещё сдать мочу на сахар (для подтверждения или исключения диабета) и сделать УЗИ органов брюшной полости и ЭХО сердца. Биохимию крови, один из самых информативных анализов, решили отложить до утра, чтобы кровь отстоялась нужное время. Всё равно нужно было ехать через сутки и смотреть, что стало с сахаром.
Минус 5 000 рублей.
«Фу, как ацетоном пахнет», — сморщилась врач второй клиники в кабинете ультразвука, куда мы еле успели по вечерним пробкам, и посмотрела в сторону коллеги.
Когда мы (я, медсестра и врач) положили Кота на бок для ЭХО, он почти не сопротивлялся и продолжал мурчать. Мурчал он почти всегда, даже в страшных ветклиниках.
«Мне нужно послушать твоё сердце, перестань мурчать. Нельзя же быть таким добрым!», — узистка сунула Коту под нос ватку со спиртом, чтобы его отвлечь. УЗИ брюха он, сидя на моих коленях, переносил ещё более спокойно.
На снимке обнаружилось, что у Кота как будто разрушена одна почка. Вторая оказалась увеличена, а печень и сердце изменены. Год назад в той же клинике по УЗИ серьёзных отклонений не было.
«Сахар 26, температура ещё больше снизилась. Картина нетипичная. Такое состояние может вызывать всё, что угодно, от сахарного диабета до проблем печени. Точнее покажет биохимия. Прогнозы крайне неблагоприятные, не факт, что доживёт до утра. Вам бы по-хорошему найти круглосуточный стационар», — без особой надежды заключил ветеринар. Эта клиника закрывалась через пару часов.
Пока я узнавала, где в Кемерове нас могут принять, врачи ставили обезвоженному коту ещё одну капельницу. Стойко перенеся прокол кожи, он потом внезапно дёрнулся и написал прямо на меня. Вопрос со стационаром решился сам собой: куда я в таком виде?
Минус 8 200 рублей.
Дома Коту стало ещё хуже. Может, всё-таки стационар? Он уже не мог дойти до миски с водой, пришлось подносить. У батареи лежать не хотел, тяжело дышал. На моих глазах ещё никто не умирал, и я понятия не имела, как это происходит. Погуглила. Кажется, оно. Решила попросить в первой клинике биохимию — до конца их рабочего дня оставалось около часа. Но успели!
Посмотрев результаты анализов, где за границы нормы уходили показатели печени и почек, подруга-врач вынесла вердикт: «Не критично, но глюкоза очень высокая, у тебя кот в кетоацидозе, его надо капать постоянно, потом медленно вводить инсулин, и всё это в стационаре».
Попрощаться с Котом приехал бывший муж. Все вместе мы прожили 9 лет, но развелись и разъехались прошлой весной. С ним же ночью и поехали в третью круглосуточную клинику. Оценив кипу анализов и состояние кота, который уже не поднимал голову, врач, с сожалением глядя на меня, сказала: «Шансы на выживание мизерные. Тут или ехать домой, или эвтаназия». Несмотря на прогноз, я решила оставить Кота на ночь в стационаре. Смогу ли я пережить смерть животного на руках и ничем ему не помочь? Нужно использовать шанс. Подписала нужные согласия, внесла залог 10 тысяч и уехала в пустую квартиру, где меня встречал плед у батареи и миски на полу.
В шесть утра из клиники пришёл «маячок». Звоню: «Мы вводили инсулин, но сахар повышался. Сделали рентген лёгких и увидели сильнейший отёк. Попытались его снизить и перемерили сахар, но глюкометр уже не выдавал никаких значений. Когда начались судороги, как вы и просили, мы усыпили Кота. Его кремируют вместе с другими животными. Приезжайте в любое время и заберите оставшиеся деньги».
Прощай, Кот.
Тогда, 10 лет назад, дружба с Котом у меня получилась не сразу. Мы очень долго друг к другу привыкали. Я всегда считала кошек предметом интерьера и всерьёз ни к кому не привязывалась. Но с ним, чёрным громким ориенталом, повадками похожим на собаку, всё было иначе. Он приносил в зубах обратно резинки для волос, сгрызал несколько поролоновых лифчиков, а по молодости перегрыз провод ноутбука. Ронял кастрюли, болтал в ответ на обращённые ему слова и всегда ждал дома, не вынося долгое одиночество.
Кот стал первым и единственным животным, который был членом семьи. Мне так жаль, что он умер в чужих стенах стационара, но я сделала всё, что могла. А как бы вы поступили и какие бы вопросы потом себе задавали? Прощай, Кот, ты был классным и добрым. Таких котов больше никогда не будет.
