— Возможна ли война в Центральной Азии в 2023 году? Каковы могут быть ее причины и последствия?
— Если говорить о войне или серьезном вооруженном конфликте непосредственно между странами Центральной Азии, то я не думаю, что возможен масштабный военный конфликт между странами региона. Несомненно, болевые точки есть: тот же пограничный конфликт между Киргизией и Таджикистаном.
Однако я убежден в том, что этот конфликт, несмотря на то, что имеется тенденция к эскалации, будет купирован. В этом заинтересованы Казахстан и Узбекистан: две системообразующие страны региона, у которых есть возможность доносить свою позицию до руководства Киргизии и Таджикистана. Кроме того, в развертывании конфликта не заинтересованы ни Китай, ни Россия: еще один конфликт, который потребует серьезных ресурсов для разрешения, этим странам не нужен.
Китай сейчас сосредоточен на решении вопросов с США сквозь призму Тайваня и в целом урегулирования ситуации в Южно-Китайском море: это основное стратегическое направление деятельности, и им нужен спокойный тыл на западе, то есть в Центральной Азии. Россия занята СВО. В связи с этим я не думаю, что в 2023 году в Центральной Азии возможен серьезный вооруженный конфликт.
— Стоит ли ожидать серьезного дефицита ресурсов: газа, электроэнергии, воды или роста цен и ухудшения жизни населения Центральной Азии в 2023 году?
— Дефицит электроэнергии для Узбекистана, Таджикистана, Киргизии в определенный период зимой — это тот контекст, который присутствует последние 20 лет для всех этих стран, но пока это не привело к каким-то серьезным конфликтам как внутри, так и между странами региона, поэтому я не думаю, что в результате дефицита электроэнергии или газа возможны какие-то конфликты в 2023 году.
Правительствам пока удается договариваться и купировать эти вызовы. Я не думаю, что реально существующий дефицит электроэнергии или воды приведет к серьезным последствиям.
Нехватка, безусловно, есть, и мы знаем, что и Узбекистан начал в зимний период испытывать дефицит газа в отопительный период. Приведет ли это к резкому ухудшению жизни населения? Уровень и так не очень высокий, а вот сможет ли дефицит стать катализатором для социальных выступлений? Я пока не вижу предпосылок: правительствам пока удается путем чрезвычайных усилий купировать проблемные моменты, и я не думаю, что возможны выступления.
Мы видим, насколько накаляется ситуация в Казахстане по вопросу обеспечения электроэнергией в зимний период и аварий, которые происходят. Но правительство Казахстана прилагает усилия для решения проблем, и я не думаю, что недостаток электроэнергии, сбои с отоплением в регионах страны могут привести к серьезному ухудшению по всей стране и к серьезным антиправительственным выступлениям.
— Стоит ли ожидать смены власти в какой-то из стран Центральной Азии и связанных с ней последствий? Какая из стран находится в зоне риска, какая из стран более стабильна?
— Когда страны реализуют политику модернизации, они находятся в переходном состоянии. И на фоне наличия очень серьезных проблем политического, экономического и социального характера такие страны, конечно же, очень уязвимы. Так как у них почти нет опыта легитимной передачи власти, нет большого исторического опыта эффективного функционирования институтов власти в переходные периоды. Налицо недостаток правовой и политической культуры населения.
Все эти проблемы есть, и, несомненно, все страны на переходном этапе уязвимы перед лицом угроз — как внутренних, так и внешних. Но если смотреть объективно, то ни в одной из пяти стран Центральной Азии сегодня нет реальных условий для смены режимов.
Ситуация в Таджикистане вполне регулируема, и в принципе нет внутренних сил, способных мобилизоваться и создать проблемы для действующей власти. Постепенный переход власти в Туркменистане, который осуществляется последний год, показывает, что в Туркменистане тоже нет серьезных оппозиционных внесистемных сил, которые могли бы создать проблемы для президента Сердара Бердымухамедова.
Как мне представляется, в Казахстане после январских событий 2022 года сделали выводы, извлекли уроки из этого опыта и там не ожидается серьезных всплесков оппозиционной активности. Те политические, экономические реформы, которые начаты в Казахстане на новом этапе, дают общественный консенсус. Я не думаю, что сейчас в Казахстане есть силы, которые могли бы пойти на антиконституционные методы для свержения действующего режима.
У нынешней власти определенно есть авторитет: она представила стране свою программу реформ, и в обществе есть консенсус по содержанию реформ. Значительная часть населения поддерживает эти реформы и дает карт-бланш президенту Касым-Жомарту Токаеву и его команде на реализацию задуманного, и я не думаю, что возможны катаклизмы образца января 2022 года.
В Узбекистане ситуация после 2017 года, после прихода к власти Шавката Мирзиёева, та программа реформ, которая была предложена стране, получила поддержку. В Узбекистане есть консенсус по реформам, по тому, кто их проводит, есть вотум доверия президенту, поддержка его курса, и я не думаю, что в стране возможны катаклизмы. Даже события в Каракалпакстане в 2022 году показали, что правительство довольно уверенно контролирует ситуацию, оно способно реагировать на чрезвычайные ситуации, умеет делать выводы.
Киргизия — страна особенная в регионе, она уже несколько революций пережила, и никто никогда в регионе не может сказать, что в Киргизии не возможен вариант того или иного вооруженного мятежа. Но при всём этом команда президента Садыра Жапарова сейчас довольно уверенно контролирует ситуацию. Даже трудный кейс с подписанием договора по урегулированию спорных участков границы с Узбекистаном, несмотря на очень серьезное противодействие оппозиционных сил, был решен положительно и решение было принято.
Это как раз подтверждение того, что исполнительная власть во главе с Жапаровым чувствует себя уверенно. В 2023 году я не вижу возможностей для очередного мятежа, переворота или революции в Киргизии. Как мне представляется, правительство Жапарова наладило хорошие отношения как с Китаем, так и с Россией и особых проблем с этими странами не будет.
Если же другие внерегиональные страны, те же западные страны, захотят что-то сделать в Киргизии, я думаю, на этот раз так просто не получится: всем хочется спокойствия и стабильности в регионе, а мятежи в Киргизии надоели всем, и в очередной раз легкого переворота там не получится: страны региона и внерегиональные страны-соседи региона будут способствовать тому, чтобы в Киргизии была устойчивая ситуация.
— Что хорошего может произойти в 2023 году в Центральной Азии?
— Если не будет переворотов, стихийных выступлений на любой почве — этнической, религиозной
Я не применяю термин «интеграция», потому что это более глубинное понятие. Но, как мне представляется, в регионе начинает укрепляться понимание того, что нужны партнерские связи, совместные проекты. Я не думаю, что регион готов к чему-то серьезному, например к созданию зоны свободной торговли Центральной Азии. Хотя это самая низшая стадия интеграционного объединения.
Как представляется, будут развиваться двусторонние связи и серьезного интеграционного рывка ожидать не стоит: ни страны, ни элиты пока к этому не готовы. Однако будут проекты двустороннего характера. В частности, Узбекистан планирует участвовать в строительстве гидроэлектростанции на реке Нарын в Киргизии и собирается участвовать в строительстве ГЭС на реке Зеравшан в Таджикистане. Есть и другие проекты. В результате это может дать импульс для выхода на многосторонние большие проекты регионального характера.
— Как, одним словом, можно охарактеризовать наступающий 2023 год в Центральной Азии?
— Учитывая геополитическую турбулентность в глобальном масштабе, усиливающееся противостояние блока западных и незападных стран, 2023 год будет напряженным и нестабильным. Центральная Азия не будет исключением, и я бы, наверное, определил его как напряженное ожидание. При этом, несмотря на глобальную турбулентность, регион сможет по крайней мере не упасть в серьезный кризис регионального характера.
Как мне представляется, попытки выстраивания партнерства на общерегиональном уровне будут продолжаться, а страны, конечно же, будут работать над тем, чтобы геополитическое противостояние между глобальными игроками не сказалось на регионе.