Жителя донского края легко узнать в любом уголке мира, как только он откроет рот и позовёт Галю, предложит ей тютину. Но наши местные ведущие теле- и радиопрограмм, тем не менее, чаще всего образчики чистоты речи.
Какие нюансы в разговоре отличают дончан, почему радио никогда не умрет и что происходит по ту сторону приёмника, корреспондент rostov.aif.ru накануне Дня радио узнала у известного донского автора, ведущего теле- и радиопрограмм ГТРК «Дон-ТР» Андрея Мелихова.
«Экстремальный вид спорта».
Светлана Ломакина, rostov.aif.ru: Андрей, звоню вам минута в минуту. И подумала, а что делать, если человек не выходит вовремя на связь, а у вас прямой эфир?
Андрей Мелихов: Мы стараемся не допускать таких ситуаций. Потом есть профессиональное чутьё — в процессе подготовки ты уже понимаешь, что в эфире может возникнуть какая-то неприятная ситуация. Есть сарафанное радио, которое тоже работает бесперебойно. Ну, и запасная тема. Или вообще четвёртый вариант, который рождается здесь и сейчас. Радио — это «экстремальный вид спорта».
— Ларри Кинг в автобиографии приводит историю: к нему на радио пришёл пилот, который на все вопросы отвечал «да», «нет», «не знаю». Кинг его всё-таки разговорил. А у вас бывали такие герои?
— Случаются. Это сложно, но уже на этапе подготовки интервью становится ясно, как будет говорить человек. Мы или отказываемся от такого общения, или оговариваем вопросы, чтобы человек подготовился. Ещё одна техника: разговорить человека до эфира. Правда, тут кроется другая опасность — он может «расплескаться». Это наш профессиональный термин: если гость до эфира уже что-то рассказал, ему кажется, что больше сказать нечего. А слышал-то его только я… Поэтому тут надо соблюдать грань: расслабить гостя, напоить его чаем, немножко поговорить о личном. Когда человек чувствует, что к нему хорошо относятся, он, как правило, нормально ведёт беседу.
— Слушаю вас и ловлю себя на мысли: можно писать слово в слово. В жизни вы тоже так говорите?
— Я пытаюсь переключаться. У меня в окружении много знакомых артистов, которые считают, что наша донская речь — это не акцент, а окрас. Я разделяю их позицию, хотя в эфире нужно следить за тем, как ты говоришь. Я вырос в Краснодарском крае, а папа у меня местный, из донских. До сих пор, собираясь большими компаниями, мы с удовольствием гэкаем! Знаете, как определить ростовчанина? Нужно попросить его сказать фразу: «Галя, где гвозди?» Когда я это по-ростовски говорю, получаю невероятное удовольствие. И когда слышу людей из других регионов — Перми, Волгограда, о москвичах вообще молчу, тоже. Звуковой окрас много говорит о людях и в целом о нашей большой стране.
Эфир из чаши стадиона.
— Как вы всё-таки попали на радио?
— Я всегда хотел работать на радио. Ещё ребёнком закрывался ночью в своей комнате и на бобинный магнитофон записывал радиорепортажи — мне было интересно разобрать своё произношение, отметить, что не так. Я, кстати, до сих пор это делаю — слушаю эфиры и ищу свои ошибки.
Ну вот, меня всегда тянуло на радио и нигде в других местах я себя не видел. В 90-е годы обивал пороги многих радиостанций, устроился на одну, на вторую и ступенька за ступенькой за 25 лет прошёл все радийные профессии. Сегодня радио — мой микрокосмос, без которого жизнь уже не представляю.
— Знаю, что у радийщиков есть запретные слова. К примеру, «кушать». Какие ещё?
— «Кушать», действительно, говорить не стоит. А из запретного — нецензурная лексика. Причём её нельзя произносить в студии даже при выключенных микрофонах. Студия — это святое место. Она лечит, она учит. Поэтому её нельзя оскорблять, что бы вы там не переживали внутри. Я к этому привык и не срываюсь.
— Какие ещё есть радийные приметы?
— Не приметы, а скорее, законы. Не есть горячее, вредное, не щелкать перед эфиром семечки — всё это может повлиять на связки. И вообще, перед эфиром никакую пищу лучше не есть. С утра надо будить свой голос, делать артикуляционную зарядку, настраиваться на рабочий день. А когда переступаешь порог студии, настроение автоматически улучшается — это магия радио. Понять, не побывав там, это невозможно.
— Давайте вспомним самые необычные ваши эфиры.
— Их было очень много, и я горжусь, что первый радиоэфир мы с коллегой на радио «Маяк» провели из чаши стадиона «Ростов- Арена», когда он ещё не был сдан в эксплуатацию. Мы делали специальный выездной эфир при помощи современной техники. Я видел, как ставили кресла, как крепили к ним номерки — это воспоминания на всю жизнь. И теперь, когда посещаю «Ростов-Арену», а случается это часто, приятно осознавать, что я тоже имею ко всему этому отношение. И мне от мысли этой хорошо. Вообще, это колоссальный труд большой команды! В нашей работе принимают участите не только ведущие, но и звукорежиссёры, инженеры, продюсеры… Всё в деталях планируется и обсуждается на совещаниях — любой экспромт должен быть хорошо отрепетирован. За годы мы научились чувствовать друг друга и понимаем с полуслова. Руководство и рядовых сотрудников объединяет общее дело — радио. Телерадиокомпания — это особый дух. И очень интересно, когда в студии много людей, прямоэфирная суета, таинство — это всегда захватывает. А вот запись расхолаживает: когда ты знаешь, что можно остановиться, начать сначала и правильно произнести какое-то слово, ты его точно произнесёшь неправильно.
— Какое слово вам даётся труднее всего?
— Вроде, Бог миловал, не припомню. Но могу поделиться профессиональным наблюдением: вы, наверное, не обращали внимания, но 50% людей (и профессионалов, и обывателей) слово «распространился» произносят как «распостранился», то есть вторую «р» не выговаривают. А я это волей-неволей ловлю…
Узнают по голосу.
— Ваша программа начинается в 7 утра. На работу вы встаёте в пять. Ростов ранним утром другой?
— Да. Совершенно другой. И я в нём чувствую себя героем какой-то фантастической книги. Пустые улицы, неописуемо прекрасные рассветы, весной — зелень, осенью — листва, птицы поют. В этой атмосфере нет суеты — можно собраться с мыслями, подумать о чём-то. И тогда в этом другом городе приходят мысли о новых проектах.
— Вас когда-нибудь узнавали по голосу?
— Да, бывает, что узнают в такси. Недавно узнали в фитнес-клубе. Я всегда отвечаю в шутку: извините. Но мы радийщики, а у телевизионных коллег жизнь в этом смысле, конечно, гораздо сложнее — узнают их везде.
— Прочитала, что у радийщиков есть внутренние шутки, когда во время эфира показывают какие-то знаки, подтрунивают друг над другом.
— Есть, конечно. Но пользоваться ими всё сложнее, потому что радио и телевидение диффузируются (проникают друг в друга — прим. ред) — многие проекты транслируются сегодня в интернет. И мы очень долго привыкали, работая на радио, к тому, что у нас в студии стоят камеры. Но это требование времени. Хотя профессиональные знаки используем. Если чертим руками в воздухе круг, то мы закругляемся. Можем показать воображаемую гитару — это музыкальная пауза. Поднять большой палец вверх — до конца эфира осталась одна минута. Ну, а вообще, что касается шуток во время эфира, может, я кого-то разочарую, но по большей части это очень серьёзный и ответственный труд. И чаще всего подтрунивать нам некогда. А серьёзную работу мы делаем хорошо.
— Я сейчас рисую круг, который вы не видите. Несколько раз уже звучало слово «интернет». Перефразируя крылатую фразу из фильма «Москва слезам не верит», наступят ли времена, когда не будет ни телевидения, ни радио, а останется один сплошной интернет?
— Нет, радио не умрёт. Потому что изменился способ доставки сигнала потребителю: раньше это было аналоговое вещание, сейчас цифровое, но суть от этого не меняется. Я, когда сажусь в машину, включаю радио. И благодаря интернету сегодня к моим услугам все радиостанции мира. Когда я это осознаю, у меня бегут мурашки. Но это радио — оно даёт возможность думать, развивает воображение, позволяет делать что-то ещё параллельно. Телевидение поглощает тебя целиком, а радио — это другой вид жизни. Мне очень приятно, что он есть, и я уверен, что будет. И будет будить живой интерес, потому что всегда хочется узнать, кто же находится по ту сторону приёмника?.. На этом живом интересе и построена наша работа.
