«Когда об этом узнали, приехали из Новгорода. У меня друзья погибли в ЧВК “Вагнер”, у него отец сейчас там, — крепкий парень в черных спортивных штанах кивает на своего друга, который безотрывно смотрит на надпись “На страже России”. — Сам я в свое время из Донецка приехал сюда с родителями. Не хотелось бы в это верить. Хороший, добрый, искренний человек. Он много сделал для нашей страны, я считаю». На вид молодым людям слегка за 20.
Кроме цветов, больше всего на мемориале нашивок: «Группа Вагнера», «Не буди лихо, пока оно тихо», «Груз 200, мы вместе», «Музыканты, которых знает весь мир». На некоторые наколоты знаки отличия. Их собирает девушка в зеленом костюме. На поясе у неё бейдж «ЧВК Вагнер Центр».
«Очень много бойцов оставляют о себе память. Не дай бог мародеры… Медали мы хотим передать в музей. С мужем утром-вечером дежурим, на ночь все заносим ценное, утром выносим», — объясняет она. Муж тоже имеет отношение к «Вагнеру»: воевал в составе ЧВК четыре года, пока не вернулся домой с ранением.
«[Пригожин] — батя и есть. Он просто человек такой: мог подойти к тебе, сесть, поговорить. Я с ним частенько виделся, работа такая была. Когда он к нам на передовую приезжал и давал интервью, стоял тогда на девятиэтажке и говорил: “За нами Бахмут” — это мы все организовывали. До позиции противника было буквально 800−900 метров. По девятиэтажке стрелять начали. Когда вниз спустились, он подошел, руки жмет нам и говорит: “Пацаны, вот это замес. Давно под такой не попадал”. Таким простым был, как все», — вспоминает он. Человека военного в нем выдают разве что несколько небольших шрамов.
Люди идут нескончаемым ручейком. Цветы чаще приносят женщины. Те, что стоят одни, хрустят бумагой из-под гвоздик и поджимают губы. Они никого не видят — долго смотрят на черные флаги, а потом уходят.
Прямо по центру мемориала лежат два рисунка на листке в клетку. На одном гелевыми ручками нарисовано сердце, на втором — медведь с автоматом. Последний сопровождает послание, сделанное неровным детским почерком: «Дядя Женя и Дима, мы все скорбим по вам, скучаем, любим, скорбим. Настоящие патриоты и защитники страны. Тот, кто это сделал, умрет в муках».
Подходит группа подростков. В нескольких метрах от мемориала они заворачиваются во флаги: российский, советский и «Вагнер групп». На фоне груды цветов и фотографий Пригожина школьники садятся на корточки и фотографируются. «Пацаны, а теперь джамбо!» — командует тот, что во флаге РФ. Товарищи охотно показывают нужный жест.
Один из школьников говорит, что в комнате у него висит флаг ЧВК: «Человек просто был значимый для России, много чего сделал в помощь победе». Друг перебивает: «Многие из нас реально по нему фанатели. Ну, не то чтобы фанатели, но считали его значимым для России и всего русского народа. Его солдаты помогали освобождать Донбасс и по сути защищали русский мир. Бахмут — это наш Сталинград». Когда станет совершеннолетним, хочет вступить в ЧВК.
Часть записок тут подписана позывными: «Спите спокойно, Евгений Викторович и Дмитрий Валерьевич. Спасибо за все. Орден»; «Первому и девятому от Варяга и Кощея». Кувалда, которую принесли к мемориалу на следующий день после крушения самолета, мелькает где-то сбоку. Её передают друг другу в руки люди в черных футболках.
Седой мужчина, который тридцатью минутами ранее внимательно фотографировал шевроны и записки, прибегает с новостью о том, где надо смотреть информацию о похоронах. На вопрос о том, пойдет ли он на прощание сам, рявкает: «Все должны идти! Это герои, настоящие герои, а не паркетные твари».
Появляется группа студентов Политехнического университета из Китая. Один из них, медленно подбирая слова, говорит, что Пригожин — это «очень круто». С ним фотографируется мужчина в потертых джинсах. В воздухе отчетливо пахнет спиртным.
«Я, понимаете, не могу вам всего рассказать. Я просто сюда решил прийти, потому что… Нет, тоже не могу, — махнул он рукой. Вопрос о похоронах вызывает улыбку: — А вы что-то знаете? Когда узнаете, скажите мне, я приду».
