Писатель-протеже Василия Шукшина обсуждает его феномен с земляком режиссера, британская эссеистка восстанавливает сад во время пандемии, а ученые-биологи рассказывают детям о физиологии птиц. Несмотря на пик отпускного сезона, яркие книжные новинки продолжают появляться на прилавках магазинов. «Известия» выбрали самые интересные из них.
Михаил Гундарин, Евгений Попов.
Недостатка в книгах о Василии Шукшине нет. Достаточно сказать, что в одной только серии ЖЗЛ вышло две биографии — авторства Владимира Коробова и Алексея Варламова. На этом фоне появление очередного труда хочется трактовать как юбилейную формальность: только что отметили 95 лет со дня рождения Шукшина, почему бы не сыграть на волне интереса к народному любимцу! Так, да не так. Работа двух писателей — Михаила Гундарина и Евгения Попова — даже своей формой выбивается из предыдущих жизнеописаний. Весь текст, от начала и до конца, выстроен как диалог единомышленников. Будто, сидя на кухне, с чаем или чем покрепче, Гундарин и Попов неторопливо, но увлеченно обсуждают судьбу своего героя от рождения до похорон. При этом цитируют множество чужих мемуаров (соглашаясь или споря с ними), документов, прошлых биографий, произведений самого Шукшина. И получается, с одной стороны, естественная, искренняя беседа, с другой — вполне себе научное исследование.
Попов, кстати, лично знал Шукшина: в 1970-х тот написал предисловие к сборнику рассказов молодого коллеги-сибиряка, тем самым дав ему путевку в большую литературу. Для Гундарина личность Василия Макаровича тоже значит многое: почти всю жизнь он провел в шукшинских местах, на Алтае, а потому чувствует земляка по-особому. Но дело даже не в этих условных связях. Просто есть в рассуждениях авторов нечто такое, что заставляет им верить: какая-то особая честность друг с другом и с читателем. А это для мира Шукшина ключевое качество.
Оливия Лэнг.
Британская писательница Оливия Лэнг последовательно разрабатывает собственный жанр: его можно условно назвать «художественный нонфикшн». Рассказывая о собственных прогулках, путешествиях, эпизодах из жизни, Лэнг вплетает в повествование исторические экскурсы, соображения о гениях прошлого и произведениях искусства разных эпох, в общем — нанизывает на, в общем-то, нехитрую документальную (автобиографическую) канву множество фактов и размышлений, подчас весьма неординарных, и получается изящное эссе, перерастающее привычные жанровые рамки и доставляющее читателю удовольствие самим ходом авторской мысли.
В книге «К реке. Путешествие под поверхностью» Лэнг оправилась вдоль реки Уз, где утопилась Вирджиния Вульф, и получилось исследование о метафизической роли водных артерий в интеллектуальной истории человечества. В «Одиноком городе» Оливия переживала расставание, исследуя Нью-Йорк через созданное в нем искусство и судьбы художников и писателей, живших в «Большом яблоке». В свежей работе, опубликованной на английском в 2024-м и всего через несколько месяцев появившейся в России, центральным мотивом повествования становится сад. В разгар пандемии писательница купила дом и с энтузиазмом принялась за благоустройство заброшенного приусадебного участка. В немалой степени это диалог с «Современной природой» Дерека Джармена (Лэнг пишет, что была в числе активистов, боровшихся за сохранение джарменовского сада в Дангенессе), но если умирающий режиссер сфокусирован на своих рефлексиях и ботанике как таковой, Оливия смотрит шире. Садоводство для нее — метафора строительства, облагораживания и гармонизации мира. Ее истории не про болезнь, а про излечение. Потому в наше неспокойное время этот труд имеет почти терапевтический эффект.
Вячеслав Дубынин, Игорь Сергеев, Валерий Гаврилов, Татьяна Голубева.
Что получится, если за написание книги для детей возьмутся четыре маститых ученых (три доктора наук и один кандидат)? Красочное издание «Птицы. Биология. Физиология» дает ответ на этот вопрос. Короткие емкие абзацы, иронично иллюстрированные в комиксовом духе, рассказывают о самых разных аспектах организма пернатых, при этом читать новинку можно всей семьей. Ни избыточной наукообразности и тяжеловесности, ни сюсюканья, нарочитого упрощения и пересказа банальностей здесь нет. Зато есть ответы на вроде бы очевидные вопросы, которыми любознательные чада нередко ставят родителей в тупик. Как и зачем птицы поют? Почему они могут летать, а люди — нет? Сколько насекомых съедают птенцы за день? Список можно продолжать.
Не остались за кадром даже пикантные темы размножения и физиологических выделений (не будем делать вид, что детей это не интересует). И тут стоит сказать спасибо не только авторам текстов, но и художнику Алене Першиной. Ведь надо было догадаться изобразить голубка рядом с голубкой, которая изрекает: «Всё сложно». Или памятник Пушкину с репликой в адрес примостившихся рядом птах: «Даже не думайте». Тонко, не правда ли?
Никита Алексеев.
Пожалуй, самая необычная новинка месяца: травелог художника и писателя Никиты Алексеева. Классик концептуализма, ушедший из жизни в 2021 году, много лет собирал путевые заметки обо всех посещенных им местах, дополняя тексты рисунками. В итоге получилось нечто вроде руководства для игры в города: все географические наименования выстроены в строгом алфавитном порядке — от немецкого Аахена до русской Яхромы, — и не важно, что этот «буквализм» становится причиной хаоса в хронологии, внутренней логике и так далее. Где-то Алексеев был лишь в детстве, где-то — незадолго до смерти; какие-то районы он видел единожды, какие-то — неоднократно… Разнится и стилистика. Одни воспоминания могли бы стать проходными постами в блоге, другие тянут на зачатки литературных миниатюр или, как минимум, фрагментов из мемуаров. Но автору, кажется, внутренняя цельность менее важна, чем формальная схема.
Алексеев вообще был неравнодушен к азбучному принципу. Так, в 2020-м он сделал графическую серию Your First Book: from A to Z and back again, также известную как «Алфавит». На память приходит любимый персонаж Питера Гринуэя — путешественник-авантюрист Тульс Люпер, маниакально собиравший буквы-предметы в свои чемоданы. И тем более точной становится эта параллель, если знать, что изначально цикл «Аахен — Яхрома» существовал в виде «книги-чемодана»: обтянутого кожей короба, в котором лежали шесть сотен рисунков и флешка с текстами. Увы, этим арт-объектом может любоваться лишь везунчик-коллекционер, однажды его купивший. Книга же доступна всем.
