Кандидат исторических наук, в недавнем прошлом директор Новосибирского государственного краеведческого музея, Андрей Шаповалов заинтересовался шаманизмом еще будучи студентом НГУ, а в 1998 году даже стал учеником школы шаманизма в Туве. Как спешит Шаповалов оговориться во вступлении к новой книге, в шаманы он не собирался, просто его «привлекала совершенно уникальная возможность узнать явление изнутри». В результате практикующим шаманом автор книги так и не стал (хотя в ней описаны любопытные случаи использования Шаповаловым шаманских гадательных техник), но приобрел «глубокое внутреннее понимание того, как работает шаман и что с ним происходит». Критик Лидия Маслова представляет книгу недели специально для «Известий».
Москва: Альпина нон-фикшн, 2024. — 238 с.
Главная необычность «Говорящих с духами» заключается в том, что автор по большей части держится снаружи шаманизма, смотрит на него со стороны как объективный здравомыслящий ученый с четким аналитическим умом, но то и дело немного заступает внутрь изучаемого явления, подразумевая, что не весь окружающий мир на сто процентов объясним рационально (в начале исследователь открыто заявляет, что лично он в чудеса верит и другим рекомендует).
Получается, Шаповалов занимает позицию как бы на границе между наукой и магическим мышлением, и в этом смысле он похож на главного героя своей книги, на главный объект изучения — шамана, чья основная функция — охранять и блюсти границу между миром духов и человеческим миром.
Слова «граница», «пограничный» — ключевые для определения сущности такого явления, как шаманизм: «…для шаманской картины мира характерно разграничение миров и понятие посредника между мирами — шамана, обитающего на своеобразной границе этого мира и умеющего менять свою сущность с человеческой на иную для преодоления границ миров».
Если понимать шаманизм в широком смысле, это довольно эклектичная, «пестрая религиозная картина со множеством культовых практик и своеобразным сочетанием элементов самых разных религий и верований», которая опирается на один принципиальный общий признак — наличие посредника между миром человека и миром духов. Шаман — своего рода пограничник, который следит за соблюдением установленного свыше порядка, разрешая конфликты и недоразумения между людьми и духами, налаживая между ними диалог и взаимовыгодный обмен, не давая воцариться хаосу, который фактически равен концу света.
Вся книга «Говорящие с духами», упорядочивающая хаотические и разрозненные представления о шаманах, располагается тоже где-то на условной границе между социокультурным исследованием и мемуарами: научный анализ перемежается историями из жизни автора, слишком вдумчивого, чтобы считать свое увлечение шаманизмом случайным.
В прологе «Духи сами ведут» рассказывается о том, как в 1990-е Шаповалов с коллегами плутал по улочкам частного сектора Кызыла в поисках шаманского центра «Дунгур» и уже совсем было заблудился, когда из какой-то калитки вдруг «вышел шаман в полном облачении — ярко-красном халате со свисающими с плеч разноцветными жгутами-змеями и большими поддужными колокольчиками» (фотографий самых эффектных шаманских облачений в книге предостаточно). Шаман указал путникам дорогу, а Шаповалову отдельно подтвердил, что он пришел по адресу: «Тебе вот точно надо… я вижу… тебя духи к шаманизму ведут». Поначалу воспринявший это пророчество как «обычное коммерческое разводилово», впоследствии Шаповалов неоднократно убеждался, что это было неспроста («странным образом жизнь всегда сталкивала меня с шаманизмом или его проявлениями»), и свою нынешнюю книгу он анонсирует как «своеобразный ответ шаманским духам в подтверждение того, что я их услышал».
Самые привередливые духи, думается, должны остаться довольны сжатым и системным, тщательно структурированным изложением известных данных о классическом сибирском шаманизме (именно так автор территориально ограничивает область своего исследования) и объясняющей его моделью, которую Шаповалов построил, исходя из своего «понимания логики развития религиозных систем доиндустриальных обществ».
В начале автор высказывает опасение, что местами книга «покажется, наверное, не слишком легкой для чтения», потому что шаманизм — довольно сложная религиозная конструкция. Однако опасения эти представляются преувеличенными. Ученый так обстоятельно и логично раскладывает всё по полочкам, начиная от самого возникновения тунгусского слова «шаман» и заканчивая объяснением живучести шаманизма как чрезвычайно адаптивной и гибкой системы, что даже у неподготовленного читателя сложится стройная картина эволюции шаманизма, существующих подходов к его изучению и его положения среди других религий: «…шаманизм — итог развития магических практик, которые, трансформируясь от индивидуальных к коллективным, через систему обрядов и в процессе концентрации обрядовых функций у определенных людей закрепились в религиозной картине мира и на какой-то стадии сформировали самостоятельную религиозную систему».
Легкий налет мистицизма, неизбежный при столкновении с шаманской тематикой, делает «Говорящих с духами» увлекательным чтением, но в целом научный подход в книге все-таки превалирует, и объясненного в книге больше, чем необъяснимого. В конечном счете шаманизм — явление не столько сверхъестественное (хотя и окруженное аурой волшебства), сколько социальное, укорененное в общественной среде, в бытовых условиях, от которых даже такая маргинальная фигура, как шаман, не может быть свободной: «…своеобразная жизнь на границе социума всегда делает шамана маргинальным элементом. С одной стороны, он пользуется безусловным уважением общины и является духовным авторитетом. С другой стороны, шамана побаиваются, зная о его странностях и сверхспособностях. Для сообщества он всегда остается немного чужим, что, естественно, осложняет его жизнь».
Любая мифологическая картина мира, в том числе и шаманская, — отражение социума, не устает напоминать Шаповалов: «Божественная иерархия и система взаимодействий внутри нее чрезвычайно похожи на те, что существуют в социуме». В главе «Общественные функции шамана» подробно рассказывается о посреднической деятельности шамана, постоянно работающего с мифологической картиной мира, привнося в нее очень много личностного, но почерпнутого в том же социуме: «Если элементы, добавленные шаманом к картине мира, необходимы и отвечают состоянию социума, они там удерживаются. Если они сугубо индивидуальны и не нужны обществу — они умирают вместе с самим шаманом».
Так, благодаря идеологическому «посредничеству» шаманов в какой-то момент в шаманском пантеоне появились адаптированные, переназванные и переосмысленные христианские святые, а до этого «подобным же образом в шаманскую практику Южной Сибири вошли элементы буддизма, постепенно трансформируя и подстраивая под себя картину мира местных народов». Подобные изменения происходят медленно, постепенно и почти незаметны современникам, пишет Шаповалов, но начинают обнаруживать себя на исторически обозримых промежутках времени: «Так, в XVII- XVIII веках в картину мира многих шаманов вошло знание о табаке и водке. Они в это время широко распространились в Сибири и стали неотъемлемой частью местной культуры, практически сразу в шаманском обряде появились элементы, связанные с табаком и водкой, и представления о любимых лакомствах духов, которыми они стали».
В исторической перспективе главное преимущество шаманизма — его обостренная чуткость к изменениям во всех трех доступных шаману мирах (верхнем, среднем и нижнем), умение находчиво приспосабливаться и постоянно наводить мосты между сакральным и профанным, между миром духов и миром людей.
Шаманизм потому и процветает по сей день у разных народов, что он открыт трансформациям: «Шаман, находящийся в центре этой религиозной системы, легко вносит изменения в любой его компонент, тем самым постоянно обновляя ее». Сейчас эта религия существует, разумеется, совсем в другом виде, чем 300 лет назад, замечает Шаповалов в конце книги, однако, приноравливаясь даже к самым неблагоприятным условиям, до сих пор не теряет своей «цельности и привлекательности».
