В пятницу, 30 августа, вышел Wild God — 18-й студийный альбом Ника Кейва и его группы The Bad Seeds. Первый лонгплей Кейва за пять лет, Wild God позиционируется автором как «счастливый» альбом, ну или альбом о счастье. Западные критики немедленно объявили его шедевром, и симпатии массовой аудитории тоже явно на стороне новой пластинки. 24 сентября Ник Кейв с группой отправляется в большой европейский тур в поддержку альбома, и мест на многих площадках уже не осталось. «Известия» ознакомились с альбомом и сделали вывод, что эту запись очень трудно прочувствовать.
Нику Кейву в следующем месяце исполняется 67 — и есть ощущение, что не все к этому готовы. Для многих самый известный австралийский рок-музыкант остается фигурой из прошлого. Некоторым он до сих пор кажется Ником Кейвом из 1980-х, звездой австралийской группы Birthday Party и носителем гена панковского блюза, тем самым парнем, фотографию которого клеил на стену у себя дома Бананан в «Ассе» Сергея Соловьева и концерт которого иконически запечатлел Вим Вендерс в «Небе над Берлином».
Для кого-то Ник Кейв остается одной из самых оригинальных по своему образу звезд альтернативного рока 1990-х. Тем самым роковым мужчиной с явными психическими проблемами из клипов Henry Lee с Пи Джей Харви и Where the Wild Roses Grow с Кайли Миноуг, тем самым автором альбомов сладострастно жестоких романсов Henry’s Dream и Let Love In. Еще для кого-то — рок-богом, гастролировавшим в начале 2010-х со своей группой Grinderman по всему миру. Кейв был частым гостем в России и никогда не разочаровывал тех, кто хотел услышать классические хиты от худого мрачного человека в костюме-тройке с белоснежной рубашкой, размахивающего сигарой и выкрикивающего цитаты из Ветхого Завета.
Многие, впрочем, за последние годы уже успели привыкнуть и к новому Кейву — более мягкому, философскому, выпускающему довольно экспериментальную музыку, на которую накладывается тень трагедий в его личной жизни. Их было несколько, и складывается ощущение, что мистические выкрики лирического героя в адрес неба были услышаны, восприняты с гневом, и дальше испытания сыпались на Кейва одно за другим, так что если в ранних песнях Кейва мы слышали скорее Каина, то теперь заговорил Иов.
14 июля 2015 года Артур, один из четырех сыновей Кейва, сорвался со скалы на юге Англии и разбился насмерть. Вышедший в 2016 году альбом Skeleton Tree, конечно же, был об этой трагедии. О ней же был и двойной альбом Ghosteen, который Кейв выпустил незадолго до пандемии COVID-19. На обеих записях Кейв отверг рок-н-ролл, растворяясь в эмбиентовом звучании, длиннотах органов и слоях электроники, и часто не пел вовсе, а будто читал проповедь.
Что на Skeleton Tree, что на Ghosteen он был чрезвычайно серьезен, лишен эпатажа, задора, гнева. Обе записи были больными и мрачными, но всё же — с редкими проблесками оптимизма. Кейв нашел способ переработать сильнейшую для любого родителя трагедию и спроецировать этот процесс в творчество.
Но трагедии не заканчивались. Во время пандемии умерла мать Кейва, два года спустя — его старший сын Джетро, с которым у музыканта всегда были непростые отношения. Поэтому когда певец объявил о скором выходе нового альбома The Bad Seeds, то не очень погруженным в детали биографии Кейва могло показаться, что это снова будет очень непростое слушание. Особенно после странного микроальбома Seven Psalms 2022 года, который на самом деле и не совсем альбом, а несколько маленьких этюдов об отрицании, принятии, вере и скорби.
Но прожженные фанаты Кейва и им сочувствующие знали, что с музыкантом явно произошли серьезные перемены. Начиная с 2018 года Кейв ведет блог The Red Hand Files («Архив красной руки»), где пишет заметки о важных для себя вещах в форме ответов на вопросы поклонников. Неважно, чего конкретно эти заметки касаются, — среди последних тем, например, есть история о встрече с Брайаном Ферри, обсуждения природы скорби, рекомендации подкастов — по своей форме они всегда оказываются маленькими философскими притчами.
Читая «Архив красной руки», легко было убедиться: Кейва на самом деле мало что тревожит. О чем бы он ни высказывался, он всегда делает это с размеренностью и спокойствием, изливающимися из текстов. Когда его спрашивают о непростых ситуациях в жизни, он часто отвечает байками и анекдотами. Когда его спрашивают о политике — а Кейв в последнее время стал резко консервативен, — в его ответных словах пестрит чувство, что ему совершенно всё равно, кто и что подумает о его мнении.
«Люди сложны, и опасно отрицать нашу общую склонность к ошибкам, проводя границы, которые разделяют и разъединяют. Чаще всего мы являемся этим хаосом посередине, ошеломленными туманом незнания, пораженными жизнью и одновременно восхищенными ею, — и именно это делает нас еще прекраснее», — так, например, Кейв пишет в своем блоге о природе человеческого естества.
Так что нет ничего удивительного в том, что Wild God не лишен привычного мрачного философствования и богат на метафоры о смерти, но тем не менее звучит в целом крайне спокойно и выдержанно. Даже строчки вроде: «Он встретил новую неделю на коленях, раздробив череп брата костью» и «Я проснулся с грустью, окутывающей мою голову. / Мне казалось, будто кто-то в моей семье умер. / Я вскочил, как кролик, и рухнул на колени, / И закричал: “Помилуй меня, пожалуйста” — спеты или полу-спеты без намека на драматичность.
Особенно эмоционально напряженные моменты — например, вторые половины песен Final Rescue Attempt и Conversion — звучат чуть ли не благостно, заставляя вспомнить не мрачный послепохоронный оптимизм эпоса Hollywood с альбома Ghosteen, а космогоническую меланхолию пластинки No More Shall We Part.
Сам Кейв позиционирует новый альбом The Bad Seeds как «счастливую» музыку. Ключевая строчка альбома — «Мы пережили слишком много горя, пришло время радоваться». Безусловно, в маркировке «альбом про счастье» есть толика правды, но скорее Wild God стоит охарактеризовать как «жизненный», без захода на территорию радикальной гармонии или бесконечной радости. Все-таки это Ник Кейв — и за одним его голосом тянется мрачный след хронической невозможности яркого счастья.
Суть этой хронической невозможности — в конфликте между отсутствием и присутствием веры, между атеизмом и Богом. И эта невозможность тянется красной нитью практически через всё творчество Кейва начиная с конца 1980-х годов. Не изменил он ей и на Wild God.
Большая часть альбома снова посвящена попыткам Кейва найти в своей душе баланс между христианством, всю жизнь существующим для артиста как некая идея фикс, и неверием в божественное, в котором он, по собственным словам, убедился еще больше после смерти двух сыновей. Кейв на Wild God то падает ниц перед Богом, как кролик, то спрашивает у объекта своей любви: «Кто эти боги, которых ты защищаешь? / И зачем они нужны сейчас, в последние времена?».
Это знакомая тема для всех, кто слушает Кейва уже давно, и она обретает еще более привычные черты, когда вслушиваешься в музыку альбома Wild God. Кейв и его главный соратник по The Bad Seeds Уоррен Эллис практически ушли от эмбиента и электроники в пользу полуакустических среднетемповых баллад с живыми инструментами.
Нет, где-то слышатся какие-то шуршания. Часто — струнные, будто сжимающие воздух в песнях. Иногда сквозь звук альбома прорываются хоры, сведенные так, будто должны походить на плотные слои синтезаторного саунда. Перед нами не старые The Bad Seeds, а новая музыка, явно вдохновленная и выросшая на почве саундтреков Эллиса и Кейва к фильмам, обладающая изрядной долей кинематографичности. Но в какой-то степени Wild God — возвращение к старому Кейву, точнее, к его фирменной балладной ипостаси.
Кейв всегда принадлежал к той когорте артистов, которые пишут песни главным образом о самих себе. Неважно, какими персонажами в 1980-е или в 1990-е он населял свои альбомы типа Tender Prey или Murder Ballads. Всё равно музыка Ника Кейва всегда оставалась о Нике Кейве. О переживаниях, радостях и душевных болезнях, через которые он сам проходил. Этот опыт он умел облекать в другие сущности, находя возможности транслировать его под видом рассуждений о чем-то универсальном и тем самым получая отклик от слушателей. Даже тех, кто не знает английский. Но сейчас это умение стерлось.
Трудно представить, что Wild God может произвести сильное впечатление на тех, кто не знаком с Кейвом, и тем более на тех, кто не знает подробностей его новейшей биографии. Это музыка о больших эмоциях, трудных чувствах и преодолении трагедий, которая спета, сыграна и записана как фоновый саундтрек. Сейчас она не может вызвать отклика, потому что в ней чересчур много спокойствия.
Западные критики говорят, что Wild God — альбом, «заставляющий снова любить жизнь». Да, пройти через серьезные испытания, лишиться детей, не потерять при этом голову и снова творить — это серьезный личный триумф. Об этом, по сути, Ник Кейв и поет. Это вызывает только уважение.
Но что делать тем, кто в те самые «последние времена» тоже продолжает сталкиваться с трагедиями, большими и маленькими? Кейв, отвечая на этот вопрос, занимается тем, чем занимается каждый психолог в соцсетях: предлагает помнить, что они когда-нибудь закончатся, и находить резерв в самих себе, не надеясь на высшие силы. Настолько ли это глубокие мысли, чтобы их хватило для внутреннего утешения? Когда слушаешь сглаженную, аккуратную, слишком уж умиротворенную музыку Wild God, ответ на этот вопрос становится однозначным.
