Госдума приступила к рассмотрению закона, запрещающего пропаганду чайлдфри (идеология сознательного желания не иметь детей). Что ждет киноиндустрию, если он будет принят? Значит ли, что мы теперь на эту тему вообще не сможем говорить? Или мы не сможем говорить про нее в позитивной коннотации?
С мультфильмом про мартышку, у которой много маленьких обезьянок, всё понятно — это хорошая позитивная история. Возьмем сериал «Секс в большом городе», в котором у двух главных героинь нет детей, — там есть пропаганда чайлдфри или нет? Неизвестно. Кому-то может прийти в голову снять комедию про девушку, которая ненавидит детей и по какой-то причине не хочет их иметь. И тут вопрос: будет ли закон на нее распространяться, если это фактически будет сюжет исправления, история про героиню, которая не хотела быть материю, но в итоге стала ею? Пока это не очень понятно.
Очевидно, что у государства есть задача по повышению рождаемости, и для этого по большому счету существуют два инструмента — кнут и пряник. Запрет выступает в качестве кнута, и это нам не нравится. Нам вообще не нравится, когда что-нибудь запрещают, поэтому отношение у многих к таким вещам однозначное. Но когда законодатель принимает ограничительный проект, он и не собирается никому понравиться. Понятно, что встречать с цветами его не будут, тем более что для творцов в ограничениях заключатся только минусы. Творчество вообще такая вещь, которая находится за горизонтом событий и которую непросто регулировать.
Плюсы в этих мерах могут быть исключительно общественно-правового характера (например, повышение рождаемости), и искать их надо в социальной среде, а не в кинематографе. Безусловно, меры поддержки работают значительно лучше. Любой человек вам скажет, что поддерживать всегда лучше, чем ограничивать. Но государство — такой орган, который занимается и тем, и другим. Это его право и обязанность.
И здесь мы сталкиваемся с «перегибами на местах», как это называлось в Советском Союзе. Это и есть проблема, которая приводит к урезанию творчества, к ограничению творцов. Поэтому дело не в самом законе, а в том, как он будет реализовываться. Ведь при самом простом, самом мягком ограничении находятся люди, которые рьяно берутся его исполнять и рубят всё подряд. Есть и другие, адекватные люди, которые имеют вкус и не полезут туда, куда не нужно. Будет ли вкус у человека, который будет это контролировать? Всё зависит от исполнителя.
Впрочем, если посмотреть на эту проблему более внимательно, она оказывается не такой уж и проблемой. Процент фильмов, которые целенаправленно поднимают тему чайлдфри, невелик. Даже в США, где это движение распространено, такие фильмы — довольно нишевая вещь. Это вообще несвойственно человеческой природе — не любить детей, не хотеть их. Разумеется, существуют люди, у которых по разным причинам их нет, но они не обязательно чайлдфри. Здесь же речь идет про очень узкую касту, которая именно по принципиальным соображениям отказывается от воспроизведения потомства. Так, навскидку, и не вспомнишь картину с подобными главными героями.
В этом смысле закон о запрете пропаганды движения ЛГБТ (признано в России экстремистской организацией и запрещено) в значительно большей степени повлиял на кинематограф, потому что эту тему гораздо чаще интегрировали, причем не только в драмы в духе «Горбатой горы» (фильм запрещен к показу на территории РФ. — «Известия»), но и в комедийном ключе. Прежде всего это коснулось платформенных сериалов, которые рассчитаны на взрослую аудиторию 18+. Конечно, сам факт, что из сериала что-то вырезается, вызывает у зрителя ощущение, что ему «не додали», даже если он этой темой не интересуется. Часть аудитории ушла к пиратам, но нельзя сказать, что отток был большим. В связи с темой чайлдфри такого воздействия будет гораздо меньше в силу непопулярности самой темы. Хотя сам факт наращивания запретительных механизмов, конечно, смущает, вряд ли эти меры серьезно коснутся кинематографистов и зрителей.
Андрей Золотарев — российский сценарист, продюсер и режиссер.
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора.
