Борьбу Франции с алжирскими повстанцами можно назвать настоящей «специальной военной операцией». В той войне не было фронтов и дивизий, и французская армия «ловила льва в пустыне». Французы рассекли Алжир на квадраты, между которыми на вертолетах перемещались десантники и уничтожали базы мятежников одну за другой. Спецслужбы внедрились к повстанцам и смогли заставить их начать террор против друг друга. Но даже это не позволило удержать Алжир, а все потому, что французское общество уже не было готово превратить свою армию в притон убийц и палачей.
Алжир останется французским.
Со средних веков территория современного Алжира была оплотом мусульманских пиратов и работорговцев, которые столетиями терроризировали берега Европы. Поэтому когда Франция в 1830-х годах решила подчинить себе эти земли, во многом решение объяснялось желанием прекратить набеги, но в остальном это был классический колониализм. Разница заключалась лишь в том, что конституция объявила Алжир коренной территорией Франции, неотличимой с правовой точки зрения от земель Лиона или Марселя. Местным жителям регулярно давали гражданство, а на африканский берег массово перебирались французские поселенцы, — «черноногие», как их называли.
После Второй мировой войны в мире наступила эра деколонизации, но с самых ценных территорий французы уйти были не готовы. В результате из Индокитая (Вьетнама, Лаоса и Камбоджи) их в 1954 году выбили с боем: главным фактором была неготовность отправить на войну срочников, и потому в ней участвовали лишь Иностранный легион и немногочисленные контрактники, в основном из колоний. Несмотря на поражение в Азии, уход из Алжира правительство отказывалось даже обсуждать — в конце концов, там жило много французских поселенцев — примерно миллион.
Ранним утром 1 ноября 1954 года повстанцы Фронта национального освобождения Алжира (ФНО) атаковали военные и правительственные объекты по всей территории страны. По радио прозвучала декларация с призывом восстановить суверенный и демократический Алжир, основанный на исламских принципах.
Внезапная атака была скорее символической, но после нее мятежники обещали вести долгую и тяжелую борьбу до полной победы.
Практика французских спецслужб.
Сразу после атак премьер-министр Пьер Мендес-Франс заявил: «Никто не пойдет на компромисс, когда дело касается защиты внутреннего мира нации, единства и целостности Республики. Алжирские департаменты являются частью Французской Республики. Они были французскими в течение длительного времени, и они бесповоротно французские… Между ними и французской метрополией немыслимо разделение». Иными словами, премьер-министр пообещал ответить повстанцам силами армии.
Ядро ФНО составили ветераны французской армии с опытом войны в Индокитае, поэтому было бы неправильно представлять их как стереотипных «арабских повстанцев» из голливудских фильмов. Тем не менее у них не было тяжелой военной техники и артиллерии, и потому в открытый бой вступить они не могли, ограничиваясь партизанскими налетами. В августе 1955 года ФНО устроил резню мирных французских поселенцев, чтобы спровоцировать ответные репрессии против мусульман и начать эскалацию конфликта. Расчет оправдался, и с того момента стычки и теракты переросли в полноценную войну — но войну необычную.
Борьба с партизанами не похожа на классическую войну, где по карте чертят стрелочки и линию фронта, а по полям передвигаются дивизии и корпуса, оттесняя или окружая противника.
Формально Франция держала «закрашенной» всю карту Алжира, но чтоб избавиться от спрятавшихся на этой территории партизан, требовалось провести военную спецоперацию, для которой не было отработанных шаблонов. Их изобретали на ходу.
Для начала Франция провела частичную мобилизацию и продлила срок службы призывников. Благодаря этому к 1956 году в Алжире удалось сосредоточить около 400 тыс. солдат — это больше, чем в составе всей Группы советских войск в Германии. Поначалу алжирцы не поддерживали восстание, и потому французские спецслужбы вербовали по всей стране местных жителей в отряды ополчения — «харкис». Всего их было около 180 тыс. — больше, чем бойцов ФНО. В отличие от французских солдат они хорошо ориентировались в местном обществе и могли определить, кто перед ними — обычный фермер или повстанец, только что прикопавший винтовку в курятнике.
Агенты французской разведки DST активно проникали в отряды повстанцев и разлагали их изнутри.
Сила мятежников (как и любой армии) всегда лежит в сплоченности, и потому агентура распространяла компромат на отдельных вожаков, а также слухи о предательстве и коррупции.
Особо любимым приемом спецслужб была демонстрация публике «разочарованных» и перевербованных бойцов ФНО, которые поносили бывших соратников и рассказывали о бесперспективности сопротивления.
Одновременно с этим под кураторством DST создавались фальшивые партизанские группы, которые, с одной стороны, бессмысленными жестокими терактами пытались вбить клин между мятежниками и местными жителями, с другой, создать ловушку для новых рекрутов. Иногда повстанцы начинали контригру, и в фальшивые партизанские отряды внедрялись настоящие солдаты ФНО и действовали под их «крышей», но в итоге счет всегда был сильно в пользу спецслужб.
Эти спецоперации были столь успешны, что с апреля по сентябрь 1957 года внутри ФНО шел «большой террор». «Националисты убивали националистов и делали работу Франции за нее», — как выразился историк Александр Мартин. Многие из тех, кто пережил репрессии, дезертировали, разочаровавшись в ФНО.
Первые отряды на вертолетах.
Те, кто знаком с методикой работы НКВД/МГБ в 1940−50-е годы, могли бы заметить некоторые параллели между СССР и Францией: например, советская госбезопасность тоже создавала фальшивые украинские националистические ячейки для подрыва работы реальных. Эти методы помогают в контрпартизанской борьбе, но дух некоторых алжирцев к сопротивлению был столь силен, что одними лишь спецслужбами с ним было не справиться.
С теми, кто не хотел «разочароваться» и сдаться, разбиралась армия, действовавшая согласно разработанной генералом Раулем Саланом стратегии квадрильяжа. Весь Алжир был поделен на квадраты, в каждом из которых несли дежурство войска.
Срочники и солдаты не самой высокой боеготовности охраняли государственные объекты, заводы, военные базы и фермы «черноногих», а также отражали внезапные атаки партизан.
Солдаты более высокой степени готовности — Иностранный легион и парашютисты — были распределены по мобильным группам, которые впервые в истории использовали в качестве основного транспортного средства вертолеты.
Благодаря вертолетам небольшие отряды могли контролировать территорию в сотни километров. Их вызывали в подозрительные районы осведомители спецслужб или несшие охрану срочники — и десантники прибывали меньше чем за час. Как правило, они не знали жалости, и за укрытие бойцов ФНО могла ответить вся деревня. Если по каким-то причинам вертолетный десант не мог прибыть вовремя, деревню просто ровняла с землей авиация. Благодаря вертолетам от мобильных войск было практически невозможно сбежать — они передвигаются намного быстрее автомобилей и дают прекрасный обзор сверху. Известен случай, как однажды бойцы Иностранного легиона догнали убегавших бойцов, но они успели нырнуть в пещеру. Не имея огнеметов или взрывчатки, французские солдаты попросту завалили все выходы из нее камнями, обрекая их на медленную смерть.
Другой важной задачей было лишить партизан внешней помощи, для чего границы с соседними Тунисом и Марокко перекрыли колючей проволокой под током. Все атаки на этот забор партизан отразили мобильные силы с очень большими потерями для алжирцев. Наконец, в попытке лишить повстанцев баз, Франция начала принудительно переселять жителей отдаленных (в основном горных) деревень в более населенные районы, контролируемые войсками. Некоторым из переселенных власти предоставляли земельные наделы, работу и пайки, но в целом реакция алжирцев на эту политику была яростной.
К 1958 году описанные выше меры дали плоды. Силы сопротивления были практические разгромлены, парашютисты, как казалось, добивали последние базы мятежников. Но тут начали сказываться политические факторы.
Марш на Париж против предателей.
Важно понимать, что Алжирская война не вызывала у жителей французской метрополии энтузиазма. Многие мобилизованные на войну солдаты были старше 23 лет, имели семьи и постоянную работу. В их жизненные планы не входило участие в вечной войне, и от правительства требовали, чтобы восстание удалось подавить в какие-то разумные сроки. Французы не начали массово дезертировать или уклоняться от призыва, но семьи срочников часто были недовольны направлением их сыновей на войну.
Сказывались и методы действия французской армии. Люди узнавали о ставших обыденностью пытках, с которых обычно начинался любой разговор с пленным мятежником, о внесудебных расстрелах на месте и о расправах с местными жителями за поддержку партизан. «Отныне французы должны знать, что они не имеют права осуждать в тех же выражениях, что и десять лет назад, разрушение Орадура и пытки гестапо», — написала 13 марта 1957 году газета Le Monde.
Большой резонанс получило убийство Мориса Одена, профессора математики в Алжирском университете, коммуниста и этнического француза, который помогал повстанцам.
Его задержала французская армия, после чего пытала, а его тело так и не нашли. Общество было готово закрывать глаза на жестокость в отношении мусульман, но что если французское государство перенесет те же методы на самих французов? Даже французские предатели, сотрудничавшие с нацистами, почти всегда представали перед справедливым судом, а не исчезали после пыток.
У армии и лично у генерала Салана был противоположный взгляд на проблему. По его мнению, в тылу происходило грандиозное предательство, поскольку правительство не одобряло «адекватные» методы по борьбе с восставшими. Проанализировав это, Салан инициировал военный переворот, и армия взяла под контроль гражданскую администрацию Алжира. После этого был высажен воздушный десант на Корсику, и Салан, встав во главе созданного им Комитета общественной безопасности, выдвинул требование: долой предателей, пусть к власти придет генерал Шарль де Голль. В противном случае он угрожал высадить десант в Париже и взять правительственные здания штурмом.
Его требования были удовлетворены, вот только де Голль, пользуясь своим авторитетом, наоборот, заключил с повстанцами мир.
Поскольку их силы были почти разгромлены, они в теории могли согласиться остаться в составе Франции, но на условиях полного равенства мусульманских алжирцев со всеми остальными французами.
«Если мы интегрируем их, если все арабы и берберы Алжира будут считаться французами, как можно будет помешать им поселиться во Франции, где уровень жизни намного выше? Моя деревня больше не будет называться Коломбей-ле-Дез-Эглиз, а станет Коломбей-ле-Дез-Моске», — возражал на это генерал (Эглиз по-французски церковь, а Моске — мечеть). Поэтому в 1962 году Алжир получил независимость по итогам референдума, где за нее высказались 99,72% жителей.
За этот шаг националисты потом много лет пытались де Голля убить, но это уже часть другой истории. У Алжирской войны был другой важный итог — стало ясно, что в XX веке западная демократическая страна больше не может силовым образом удерживать контроль над заморскими территориями, поскольку не готова убивать людей в любых количествах любыми методами неограниченно долго.
Это была финальная точка в истории классического колониализма.
