У режиссера «Веселых ребят» и «Волги-Волги» Григория Александрова была бурная молодость. Он родился в заводском Екатеринбурге в 1903 году. До Октябрьской революции, с девяти лет, трудился простым рабочим в Театре оперы и балета. Потом в 17 лет стал инструктором Губернского отдела народного образования и работал в том же театре уже куратором. Ходил с длинными волосами и босиком — молодежная мода тех лет.
— Театральные труппы, приезжавшие на гастроли в Екатеринбург, разумеется, не знали инструктора губнаробраза в лицо, и, когда я появлялся с начальственным видом, бурно возмущались: «Почему этот мальчишка, да еще босой, утверждает спектакли?», — писал Григорий Александров в своих мемуарах «Эпоха и кино».
В юности он также боролся с классическими театральными постановками — вместе с товарищами заваливался в зрительный зал и освистывал актеров. Успел он и поруководить фронтовым театром, развлекавшим солдат, боровшихся с Колчаком. Декорации тогда, кстати, делались из металла, чтобы за ними можно было укрыться от обстрела.
Но в 1921 году Григорий Александров решил, что пора строить карьеру по-крупному и поехал в Москву учиться на режиссера. Как образцового культработника его направил туда Политотдел 3-й армии. В дорогу ему дали трофейную шинель, командирскую шапку и сапоги, а еще котомку соли. В голодные годы Гражданской войны она была вместо денег.
Трудно было тогда и с топливом для паровоза, который вез будущего режиссера в Москву. Всякий раз, как состав останавливался, ему и другим пассажирам приходилось идти в лес за дровами.
ЧАРЛИ ЧАПЛИН ПОВЕЛ КУПАТЬСЯ К АКУЛАМ.
В Москве Александров стал работать в Московском первом рабочем театре Пролеткульта, где он сдружился с режиссером Сергеем Эйзенштейном. Сначала он в его фильмах снимался, потом начал помогать писать для них сценарии. Так, например, именно он помог Эйзенштейну довести до ума сценарий легендарного фильма «Броненосец “Потемкин” — о восстании моряков на корабле Черноморского флота в 1905 году. Это был настоящий международный блокбастер 1925 года, который в одночасье сделал Эйзенштейна одним из самых известных режиссеров планеты. Вместе с ним прославился и Александров. Спустя три года они вместе поехали в Европу, чтобы узнать, как делать звуковое кино.
Подразумевалось, что командировка будет недолгой, но в итоге растянулась она на три года. Пока они были в Европе, американская кинокомпания «Парамаунт» предложила им приехать в США, чтобы не только посмотреть, как делает фильмы Голливуд, но и самим что-нибудь снять. Американские кинопродюсеры очень уж хотели, чтобы великий режиссер Эйзенштейн поработал у них. Эйзенштейн и Александров согласились.
— На американских кинофабриках нас прежде всего поражало то, что <…> если на съемке нужно 10 прожекторов, то фабрика дает их 30, ибо, если на съемке испортится прожектор, остановки, задержки съемки быть не должно, — вспоминал Александров. — Когда мне нужно было проделать на фабрике несколько звуковых экспериментов и я обратился в производственный отдел «Парамаунта», меня прежде всего спросили: «Где ваш звуковой паспорт?» Оказалось, что каждый звуковик в обязательном порядке проходит этот звуковой экзамен, во время которого определяют, какое количество звуковых колебаний воспринимает его ухо.
На студии «Парамаунт» Александрову и Эйзенштейну выделили свой кабинет с секретаршей, бойко пишущей на печатной машинке, чтобы они могли писать сценарии для своих будущих фильмов. А, кроме того, встретиться с ними выстроилась целая очередь из известных актеров и режиссеров: Чарли Чаплин, Марлен Дитрих, Дуглас Фербенкс, а также мультипликатор Уолт Дисней. Тогда у него была еще маленькая кинофабрика, делавшая короткометражки.
— Большой интерес для нас представлял диснеевский метод съемки. Знаменитый мультипликатор начинал с фонограммы, — вспоминал Александров. — Тщательно подготовленная фонограмма становилась как бы каркасом фильма. В Голливуде началась наша дружба с Чаплином. Однажды он нам позвонил и назначил свидание в турецких банях. Эта картина и по сей день стоит в моих глазах: черноволосый энергичный человек, завидя нас, поднялся к краю бассейна и, ослепительно улыбаясь, приветствовал нас песней на ломаном русском: «Гайда тчжойка снег лучистый…». В тот же день к вечеру Чаплин приехал к нам в гости. Мы с ним вдвоем готовили ужин.
Однажды Александров, Эйзенштейн и Чаплин захотели искупаться, чтобы смыть с себя калифорнийский зной. Нашли уединенный уголок пляжа, где повсюду стояли таблички «Купаться запрещено».
— Может, кому и воспрещается, а мы будем, — сказал Чарли Чаплин и повел за собой русских режиссеров в воду. На следующий день они узнали, что рядом с этим пляжем водились акулы и лишь по счастливой случайности они не захотели полакомиться знаменитостями, — рыбаки, расставившие сети за час до того, отпугнули хищников от берега.
ВОРВАЛИСЬ ПОЛИЦЕЙСКИЕ И ФБР.
Не обошлось и без провокаций. На одном из банкетов к Александрову и Эйзенштейну за столик вдруг подсел владелец студии Universal Карл Леммле. Он предложил им миллион, если они согласятся снять фильм по сценарию Льва Троцкого, который критиковал Сталина и к тому моменту уже был выслан из СССР. Эйзенштейн и Александров молча встали и ушли из ресторана. А в другой день к ним в дом ворвались трое полицейских с переводчицей и агентом ФБР.
— Не намерены ли вы совершить покушение на президента Гувера? — ни с того, ни с сего поинтересовались они. Перепуганные режиссеры объяснили, что приехали только ради искусства. Тогда полицейские внимательно изучили сценарий фильма «Золото Зуттера» (о золотой лихорадке в Калифорнии. — Прим. ред.), над которым в США хотели работать советские режиссеры, и лишь пожали плечами — ничего революционного.
— Нас попросили подтвердить, что мы не будем свергать Гувера, и еще раз объяснили, что здесь, в Голливуде, мы обязаны подчиняться законам США, — вспоминал Александров. — Но визитеры из ФБР все же повлияли на решение банка, субсидировавшего фильмы «Парамаунта». Нам отказали в финансировании фильма «Золото Зуттера».
Вскоре после этого советские режиссеры решили уехать из США, где прожили около полугода.
ЗАСТУПИЛСЯ АЛЬБЕРТ ЭЙНШТЕЙН.
Правда, домой, в СССР, они не спешили. Вместо этого направились в Мексику. Эйзенштейну захотелось снять документальный фильм об истории этой страны. Была зима 1930 года. И стоило режиссерам попасть в Мексику, как их сразу же арестовали по доносу из США. Некий «доброжелатель» уверял власти Мексики, что под видом режиссеров к ним пожаловали вооруженные бунтовщики. Когда об этом стало известно, в их защиту выступили Чарли Чаплин, Бернард Шоу, Томас Эдисон и даже Альберт Эйнштейн.
— После нескольких недель переговоров с правительственными чиновниками о том, что можно и что нельзя снимать в Мексике, мы наконец смогли приступить к работе, — вспоминал Александров. — Эйзенштейн решил сделать необычную по сюжету картину о необычной стране — о Мексике, трагическую историю которой можно рассказать без актеров и декораций. Был написан сценарий, и начались съемки фильма «Да здравствует Мексика!». Наша мексиканская экспедиция состояла всего из трех человек.
Тем временем в СССР уже начали беспокоиться — куда это подевались именитые режиссеры Эйзенштейн и Александров? Три года назад вроде как поехали в Европу набираться опыта, потом оказалось, что они уже в США. А теперь вот — в Мексике. В итоге в ноябре 1931 года Иосиф Сталин отправил телеграмму писателю Эптону Синклеру, спонсировавшему Эйзенштейна. В ней он был категоричен и заявил, что Эйзенштейна в СССР уже считают едва ли не дезертиром, порвавшим со своей страной.
Пришлось советским режиссерам возвращаться домой. Всю отснятую кинопленку о Мексике они оставили Эптону Синклеру, а тот ее продал компании «Парамаунт». Из нее они наделали 11 различных фильмов. Сам же Эйзенштейн к этим пленкам больше не прикасался. Но режиссер Григорий Александров после его смерти смог получить из США оригиналы пленок и смонтировал фильм, который они изначально и задумывали сделать с Эйзенштейном. Случилось это уже в 1978 году.
