О катастрофической потере дальневосточных лесов, исчезновении биологических видов на территории региона и появлении новых смертельно опасных патогенов из Южной Азии, рассказал академик Российской Академии Наук, доктор биологических наук, председатель Объединенного ученого совета ДВО РАН по биологическим наукам Виктор Богатов на заседании дискуссионного клуба «Тихоокеанская Россия» (12+).
Приводим часть его выступления без сокращений:
«Последние пять десятилетий мы колоссально теряем биологическое разнообразие на планете. Такого не было никогда. Есть такой мировой “Индекс живой планеты” — с 1970 года учитывается 5,2 тысяч видов позвоночных животных. Их легко учитывать, потому что позвоночные они все-таки более-менее крупные из 32 тысяч популяций на всем земном шаре. Каждые два года международным сообществом делаются отчеты, их итоги подводятся в Лондоне.
В 2014 году результаты впервые были опубликованы на русском языке. Получается, что с 1970 по 2010 год мы потеряли 52% биоразнообразия земного шара. А теперь посмотрите, какими темпами мы идем: 2016 год — 58%, 2018 год — 60%, в 2020 — 66%. По последним данным, которые пока еще на английском языке, в 2022 году — 69 процентов.
За 50 лет — а это лишь жизнь одного человека — мы потеряли более половины биоразнообразия Земли. Потеряли позвоночных — значит потеряли и их среду обитания.
При этом не надо думать, что это все происходит где-то там в тропиках. Это все рядом с нами, это все буквально под Владивостоком.
Вот например, река Раковка под Михайловкой. В сентябре 2021 года я писал, что там произошло вымирание перловиц (Миддендорфова перловица — двустворчатый моллюск, прим.ред), реки как таковой не стало: развилась ряска, кислорода там нет, бактериальное загрязнение, рыбы нет. Обычными граблями я их собирал — в июне ракушки еще были, в сентябре — уже нет.
В прошлом году я проверял — это действительно массовый мор.
Причем, вы же понимаете, что Раковка названа не просто так — раньше там и раки водились. Сейчас там раков нет.
И так дела обстоят не только там.
Красивая река Кневичанка. В 2021 году мы там увидели останки так называемых китайских беззубок, хороших фильтраторов, достаточно крупных ракушек, которые достигают размера до 20 сантиметров. И увидели то, что от них осталось.
По нашим данным это было вымирание до 2018 года, судя по скорости разложения раковин. Больше этих обитателей в реке нет.
Причем, это не только нас. В нашем любимом озере Байкал экологическая катастрофа происходит уже несколько лет. В озере происходит стремительное развитие придонной водоросли спирогиры.
С 2000 года по 2018 год площадь выгоревших лесов в Дальневосточном Федеральном округе увеличилась в 8,3 раза. Не в два или даже пять! Как вам такие темпы утраты наших лесов?
У меня вопрос и к себе и ко всем нам. Это высокоточное лесное хозяйство мы вообще успеем использовать?
И когда оппоненты мне говорят, что такие пожары и раньше были. Да, были. Раз в 300 лет, раз в 100 лет. Но не каждый год на одном и том же месте и по нескольку раз.
Опустынивание территории идет гигантскими темпами.
Я обращаю внимание на правую картинку, которую спрогнозировали биологи, она касается пожаров на конец 21 века — перспективные изменения среднего числа пожароопасных суток на 2080 — 2099 года. И если сейчас Приморский край зеленый как и Сахалин, а на конец века здесь ожидаются очень большие проблемы.
А теперь самое интересное. Да, мы теряем биоразнообразие, но мы не только его теряем, но еще и приобретаем, но почему-то в виде патогенов. Причем патогенов с такими ускоренными темпами развития, что я даже сам удивился, когда стал заниматься этой проблемой.
В результате потепления в регионе и утраты биоразнообразия, все свободные ниши занимают патогены. В данном случае, очень опасные паразиты. В первую очередь трематоды и нематоды.
Трематоды очень опасны. Они к нам уже проникли из южных регионов Азии, с запада Средней Азии. За последние 20 лет число опасных видов, из-за которых человек может заболеть, увеличилось в разы.
То есть сейчас просто искупаться в речке или, не дай бог, попить из нее необработанной воды — можно заработать большие проблемы.
Чтобы понять, от чего лечить человека, в лаборатории Федерального научного центра биоразнообразия наземной биоты Восточной Азии ДВО РАН мы сейчас развиваем систему для генетической идентификации видов трематод.
Но и это еще не всё. Как я уже говорил, если мы теряем биоразнообразие, то его место кто-то занимает. Вот, например, китайский пресноводный краб. В последнее десятилетие он уже живет у нас на территории. Он опасный сам по себе? Нет! Но он промежуточный хозяин опаснейшей трематоды парагонимус, которая обитает на юге Азии и вместе с ним может прийти и к нам.
Парагонимус проникает в легкие, проникает в печень. И если вы не обратились вовремя и потеряли считанные дни, то человек обречен.
Мы уже решили действовать на опережение и изучаем жизненные циклы этих трематод в местах их исторического проживания (например, в дельте реки Меконг), добываем промежуточных хозяев, зараженных этими червями. Пытаемся выяснить, могут ли они заразить «наших» промежуточных хозяев. Если могут, то это очень плохо, если нет, то пока есть какая-то защита. К сожалению, из-за пандемии связи с Вьетнамом пока потеряны, при этом вьетнамцы очень заинтересованы в этих работах.
Ну и в завершение, о глобальном потеплении и про таяние вечной мерзлоты. В мерзлоте много чего есть…
Но дело в том, что такие вспышки происходят очень часто. Да, сейчас их быстро локализуют, этим занимаются специальные санитарные службы и как только что-то обнаружили выезжают уже ученые, для определения. Но наше наибольшее опасение вызывают микроорганизмы, которых мы не знаем и с которыми мы не сталкивались. Один такой микроорганизм уже обнаружен на Колымской низменности, это гигантский вирус, который (и это уже доказано) может грозить серьезной опасностью для здоровья человека".
