В начале сентября Ирис (имя изменено) с мужем переехали из Омска в Израиль. А меньше чем через месяц проснулись от масштабной воздушной тревоги и новостей о том, как террористы из ХАМАС захватывают мирные поселения.
О том, как прошло это страшное утро, что происходит сейчас и правда ли, что у каждой израильской квартиры есть своё бомбоубежище — в нашем интервью.
— Многие омичи хоть раз да задумывались о том, чтобы уехать. Но скажи, почему именно Израиль и именно сейчас?
— Я с детства знала, что имею право на репатриацию в Израиль как внучка евреев. И в юности, когда я столкнулась с нацистскими выходками некоторых сограждан, хотела воспользоваться этим правом. Но в тот раз папа запретил, а я не настаивала — мне 15 лет было, одной — не вариант. Осталась в Омске, пошла в колледж, нашла там прекрасных друзей, которым абсолютно наплевать, кто какой национальности, у кого какого цвета кожа, глаза и прочее. Встретила будущего мужа. Поэтому, когда с началом СВО уже отец сказал мне «Езжай!», я сомневалась: это моя страна, куда я отсюда поеду? Сейчас всё успокоится, всё будет нормально. Но потом всё-таки решили, что жизнь одна, и каждый вариант стоит как минимум попробовать. Собрали документы, прошли консульскую проверку в Новосибирске и переехали.
— Какими были ощущения от переезда?
— Первое ощущение было сразу в самолёте, когда мы уже подлетали, внизу Израиль, море, Тель-Авив сияет. И я думаю: «Блин, я реально покинула Омск. Что же я наделала?». В аэропорту очень просторно, и нас сразу встретили девушки с табличками, на которых было написано что-то вроде «Репатрианты — сюда», на разных языках, в том числе на русском. И дальше на протяжении всего пути нам постоянно кто-то помогал: проводили куда нужно, сделали документы, объяснили, что делать дальше, вызвали такси. Понравилось, что люди здесь очень открытые. Всегда идут с тобой на диалог; даже если не знаешь языка, всё равно как-то пытаются с тобой поговорить, объяснить, помочь. В целом ощущения очень странные, как от исполнения мечты, о которой ты думала с 15 лет, а теперь видишь её своими глазами.
— Что сильнее всего запомнилось по контрасту с Омском?
— Здесь всё очень аккуратно, все продумано — и планировка города, и каждое пространство. Всё засажено деревьями. Когда я в первое утро проснулась и вышла на балкон, сделала фотографию, прислала своим друзьям в Омске, они сказали: «Ничего себе, как здесь зелено». Здесь очень много зелени, и в Хайфе, в которой мы были первое время, и в Кирьят-Моцкине, где сейчас живём. Причём есть система шлангов, которые поливают любые деревья, кустики и травку, цветы, чтобы всё росло. Но есть и минусы. Мы приехали ночью и, когда вышли на улицу, сразу ощутили жару. Тридцать два градуса, в сентябре, ночью. Поэтому здесь везде кондиционеры: в аэропорту, маршрутках, автобусах, магазинах. Но нельзя же совсем не выходить на улицу… В общем, акклиматизация проходила тяжело.
— К слову о минусах. По новостям кажется, что Израиль всегда живёт немного на военном положении — бомбоубежища, ракеты. Насколько это ощущалось до 7 октября?
— Как только мы заселились в комнату, которую предоставляют репатриантам, увидели на столе инструкции. На русском, английском, еще на каких-то языках, они по всему дому развешаны, потому что хозяин не всё может объяснить по-русски, например, а олимы (так называют репатриантов) приезжают со всего мира. После нас в дом заехала женщина из Швейцарии. И среди этих бумажек лежала инструкция, что мы должны в первую очередь установить себе на телефон приложение «Цева адом», чтобы знать, когда и какой район Израиля подвергается обстрелу.
Но до седьмого числа это вообще никак не ощущалось. Казалось, что мы приехали просто в рай на Земле: тихо, тепло, дружелюбные люди, котики на улице, которых все кормят. Мы, конечно, поставили это приложение, но, ребята, которые жили в доме раньше, сказали, что последние бомбежки были только в июле, так что «вы не переживайте». Хотя я понимала, куда еду, что Израиль живёт в состоянии войны, что здесь могут начать бомбить по закону подлости, именно когда я приеду, и была морально готова к этому.
— В каждой квартире действительно есть небольшое бомбоубежище?
В новых домах — да. В старых оно одно на подъезд, и, когда мы искали квартиру, нам их показывали. Но север страны считается безопасным регионом, поэтому до 7 октября у нас почти ничего не было. Даже после, пока было только две тревоги, которые оказались ложными — кто-то взломал приложение. Но мы два раза спускались в бомбоубежище. Было ощущение: «Ну вот, началось». Но никакой паники, никакого расстройства. Может, была какая-то злость на тех, кто бомбит.
Честно говоря, даже сейчас опасность особо не ощущается. Хотя в Кирьят-Ата, недалеко отсюда, несколько дней назад ПВО сбивала летящую ракету, и я слышала этот взрыв. Мы просто сидели дома и вдруг услышали странный звук, не похожий на самолёт, и прямо затряслось всё. Вышли на лестничную площадку, познакомились с соседями. Приложение тогда не сработало: соседи объяснили, что весь Израиль разделён на небольшие регионы, и, допустим, если ракета летит не в твой квартал, а в соседний, то тебе оповещения и не будет.
— Как у вас прошло 7 октября?
— В тот день мы проснулись в шесть утра от того, что в приложении сработала сирена. У нас тогда ещё стояли «галочки» на весь Израиль, и юг, и север. Поэтому, когда начался обстрел, телефон сразу заорал. Мы вскочили, посмотрели, что происходит. Сначала было просто ощущение расстройства, мол, какого чёрта. Но потом, когда почитали новости, узнали, что боевики проникли на территорию, ворвались на музыкальный фестиваль за мир, убивали людей, которые просто там были, то, как именно они их убивали — появились гнев и злость. Я понимаю, что погибшие или их родители когда-то так же, как и я, приехали в Израиль… Это очень грустно.
— Не было желания вернуться в Омск?
— Мне сразу позвонили родственники, которые живут в Израиле, спросили, как я. Они думали, что я испугаюсь, захочу домой, поэтому позвонили, чтобы поддержать. Рассказали, что всё нормально, не бойся, сейчас ЦАХАЛ (армия обороны Израиля — прим. ред.) со всем разберётся. Здесь очень сильна вера в армию Израиля и «железный купол» (система противоракетной обороны — прим. ред.).
— Город после начала войны сильно изменился?
— Понятно, что большинство заведений закрыто, но все равно люди гуляют, даже бабушки с ходунками. Дети на детских площадках всё равно сидят, люди на пляже. На набережной стоит рояль, на котором может сыграть любой желающий, и я как-то сидела на пляже и слышу, что кто-то играет гимн Израиля. Он сейчас часто звучит из телефонов, квартир, кто-то может просто на балкон выйти и прокричать. Повсюду развесили государственные флаги, то есть люди сдаваться не хотят. Я пока в основном сижу в чатах репатриантов, и там говорят, что если мы позволим себя запугать, то мы уже проиграли. Поэтому нужно сохранять покой и верить в армию.
Кстати, в этих чатах сразу же начали придумывать, как попасть на сдачу крови. Я тоже, если честно, хотела, но потом написали, что если тебя нет в системе, ты не сдавал анализы, то без шансов.
— А как репатрианты из России относятся к происходящему?
— Кто-то боится. Встречала в отдельных постах панику, мол, срочно нужно уезжать. Но чаты, в которых я сижу, более спокойны. Там обсуждают конкретные действия, координируются. Например, многие бомбоубежища в подъездах давно заставили вещами, кто-то старый диван туда отправил, кто-то велосипед там паркует. И если люди это видят, они просят о помощи добровольцев, те приезжают и разгребают. Кто-то помогает собирать вещи для солдат, кто-то сдаёт кровь.
— В армию никто не собирается?
— С этим сложно. Если ты уже взрослым переехал и в израильской армии не служил, тебя просто не возьмут. Видела в чатах информацию, правда, не от лично мне знакомых людей, поэтому подтвердить не могу, что те из репатриантов, кто всё-таки служил, пытались сходить — и многим отказали, мол, всех набрали, больше не надо. При этом людей, которых призвали, я тоже знаю. У одной знакомой, например, сын в армию ушёл, но он репатриировался ещё в детстве, поэтому служил уже здесь.
Можно сказать, что максимум, что может сделать сейчас свежеиспечённый репатриант — учить язык и участвовать в каких-то добровольческих началах, что-то упаковывать для армии, помогать разбирать подвалы, сдавать кровь, если возьмут.
