Здесь
Спустя пару минут начинаешь понимать: жизнь идет и здесь, только очень, очень тихо. Вот аппарат
Вдруг в этой немыслимой тишине остро понимаешь фразу «вопрос жизни и смерти». Теперь она будет ассоциироваться у меня не с трубками и капельницами, а с этой буквально осязаемой тишиной.
Состояние тяжелое, стабильное
Я в реанимации всего лишь как любопытствующий журналист, но едва осмотревшись, начинаю размышлять: что же чувствуют люди, которые сутками лежат в этой неподвижной тишине? Что чувствуют их близкие по другую сторону, за закрытой дверью?
«Чтобы понять это, попробуйте посидеть, а лучше полежать в закрытой комнате сутки», — советуют и врачи, и сами пациенты, и их родные. Без всякой связи с внешним миром.
«Самое страшное — это не иметь возможности увидеть близкого человека, — рассказывает мне Елена, у которой муж лежит в реанимации уже почти три недели. — Ты понимаешь, что ему плохо, даже не просто плохо, он в тяжелом состоянии».
И конечно, врачи делают все возможное, а ты не врач и ничего сделать не можешь, только подержать за руку… как же это важно!
Алексей, муж Елены, подключен к ИВЛ, он не говорит, только переводит глаза с меня на жену. Затем теребит ее руку, и по его страдальческому взгляду становится понятно: он не хочет, чтобы жена отвлекалась на
«Полтора года назад муж лежал в реанимации в другой больнице, — продолжает Елена чуть позже, уже в коридоре. — Тогда дверь передо мной захлопнулась, сказали: «Состояние тяжелое, звоните завтра». А до завтра надо еще дожить и не извести себя всякими мыслями. На завтра звоню, опять: состояние тяжелое стабильное. А что конкретно — неизвестно, думай, что хочешь.
Через несколько дней удалось упросить медсестру передать мужу записочку. Потом еще одну. Алексей потом рассказывал, что эти записочки для него были как доказательство, что есть другой мир, вне больницы, в котором жена, сын, родители, друзья. Насколько бы мне, да нам всем, было бы легче, если бы мы тогда смогли хоть два слова от Леши получить в ответ.
И когда в этом году его на скорой привезли в Первую Градскую, и двери реанимации захлопнулись передо мной, я подумала: не может быть, кошмар повторяется… Готовилась вымаливать у врачей и медсестер информацию. А мне вдруг говорят: вы можете пройти к нему ненадолго. Вот бахилы, вот халат. Муж подключен к аппарату искусственной вентиляции легких, говорить пока не может, но операция прошла хорошо. Я тогда просто постояла рядом с ним с полчаса
«Хотелось сказать родным: я жива!»
Не только здоровым так важна эта ниточка, связующая с пациентом в реанимации. Человек, находящийся по ту сторону закрытой двери, окруженный аппаратами и тишиной, тоже нуждается в нас. И тоже волнуется — за своих близких, находящихся в полном здравии.
«Первый раз я лежала в реанимации
Это была онкологическая больница. У меня, слава богу, оказалась доброкачественная опухоль. Но рядом лежали онкологические пациенты — а это особые люди. Они уже в
Когда я через год снова оказалась в реанимации, уже в другой больнице и уже с нормальным отношением, все те несколько дней, что я там провела, я переживала за родных. Они ведь помнили, как было ужасно первый раз. И мне хотелось их успокоить, сказать, что за мной хорошо ухаживают, что чувствую себя сносно.
Об этомпочему-то мало думают — что человек в реанимации может переживать не за себя, а за своих близких. Хотя это очевидная и совершенно естественная потребность: придя в себя, осознав, что ты остался в этом мире, подумать о семье.
Скольких ненужных волнений, домыслов и непониманий можно избежать, если бы у близких была возможность в телефонной трубке услышать чуть больше, чем просто «состояние стабильное».
«На посту постоянно разрывался телефон, — вспоминает Любовь. — Наверное, медсестры замучились без конца снимать трубку, слышать один и тот же вопрос и отвечать одно и то же. Мне не хватало мобильного. Я не собиралась болтать, да и сил на это у меня не было. Но вот самой сказать мужу: “Не волнуйтесь, я жива”, — вот этой возможности мне очень не хватало».
Зачем это нужно
У входа в реанимационную палату расположен медицинский пост.
— Они не мешают? — кивая на родственников, спрашиваю у медсестры. — Другим пациентам, наверное, неудобно, что здесь посторонние?
Она удивлена:
— А чем они мешают? Наоборот, больному приятнее, если его покормит или умоет родной человек. А неудобства… В случае чего, всегда можно поставить ширму.
— Неудобства — это последнее, о чем думаешь в реанимации, — говорит Елена. — Когда человек на грани жизни и смерти, тебе совершенно не до этого. Ну да,
Наверное, это действительно так. Здоровых ужасает: как так,
«Нужно понимать, что реанимация, вообще, лечебное учреждение — такая же часть жизни, как и все остальное, — говорит Алексей Свет, главный врач Первой Градской больницы имени Н. И. Пирогова. — Родственники должны видеться с близкими в реанимации. Врачи должны разговаривать с ними, объяснять, что происходит, почему, что будут делать. Это такая же часть нашей работы, как установка коронарного стента».
Ты остаешься таким же человеком, и когда лежишь в реанимации, когда тебе плохо. Конечно, в первую очередь тебе нужны близкие люди рядом. Для нас это все естественно.
Закрытые двери — это бесчеловечно
Сейчас в Госдуме рассматривают законопроект, который должен закрепить право близких посещать пациента в реанимации. Пока допуск лишь рекомендуется соответствующим письмом Минздрава, так что решение остается за главным врачом. Противники «открытой реанимации» приводят как аргумент инфекции и неадекватных родственников, которые мешают работе медперсонала. Эти доводы разбиваются об опыт больниц, где реанимация открыта для посещения, например, Первой Градской.
Медицинский пост контролирует посетителей и не пропустит ни чихающего, ни пьяного, ни истерящего. На входе человеку все разъясняют, чтобы он не испугался всех трубочек, протянутых к его близкому. По мнению врачей, это организационные вопросы, которые решаются исходя из элементарных понятий этики и человечности.
«Позиция, что в реанимацию никто не должен входить, — это стереотип советской медицины, — уверен Марат Магомедов, заместитель главного врача по анестезиологии и реаниматологии Первой градской больницы имени Н. И. Пирогова. — Врач, пациент, его родственники — это не конкуренты, у нас у всех одна задача, поэтому диалог необходим. И я всегда просил родственников писать нашим пациентам
Не пускать мать к своему ребенку, сколько бы лет ему ни было, это каким бесчувственным надо быть!
«Или вот сейчас у нас в палате находится дедушка. Около него постоянно жена и внук. Парень специально взял отпуск. Все время тормошит: деда, вставай, деда, надо покушать! Это имеет колоссальное значение. Слово тоже лечит. Тем более слово родного человека», — говорит врач.
«Любая закрытая информация — повод