В сентябре вышла автобиографическая книга Натальи Андрейченко «Откровение». У актрисы получился радикально честный, открытый, захватывающий рассказ — о своей жизни, родителях, клинической смерти, работе с мастерами советского кино, знакомстве с австрийским актером и режиссером Максимилианом Шеллом, отъезде за границу, любви к России. В интервью «Газете.Ru» Наталья Андрейченко рассказала, как родилась ее книга, назвала Голливуд «маленькой деревней» и призналась, что хочет снять фильм о своей судьбе.
— Прежде всего хотелось бы поблагодарить вас за такую честную, искреннюю книгу. Почему вы решились написать ее только теперь?
— Я не знаю (смеется). Наверное, время пришло. Если честно, это продолжалось годами. Минимум лет восемь-десять ко мне приходил один и тот же человек — молодая красивая женщина по имени Эльвира. Она постоянно пыталась меня уговорить написать книгу, а я постоянно ей отказывала. Мы всегда упирались в вопрос: «А какой процент получает писатель?» И когда я понимала, что писатель не получает никакого процента и вообще ничего не получает, я уходила (смеется). Я говорила им: «Ребята, это минимум полгода, если не больше, моей жизни. Зачем мне это все надо? Все-таки какой-то смысл энергетический это должно иметь?».
Так продолжалось несколько лет, а потом я поняла, что пора. Сначала пошла стандартным путем, которым идут все, — начала работать с крупным издательским домом. Это очень комфортно, и я подумала: сейчас надиктую все талантливому журналисту, посижу с ним дней десять, и книга будет готова. И что вы думаете? Мы пустились в путь, проработали несколько дней, а потом я решила посмотреть, что у нас получается. И вот мне отправляют материал. Должна сказать, очень хороший материал. Но ко мне и к моей душе — и вообще к Наташе — он не имеет никакого отношения! Это хороший профессиональный материал, как будто интервью с умной, интеллигентной, мудрой, знающей, прошедшей очень непростую жизнь женщиной. Но ко мне, к моей жизни, моей речи, моей душе это никакого отношения не имеет. Я думаю: «Да, хорошее интервью. Но это не книга».
— И что же было дальше?
— С того момента я постоянно думала, каким же образом и кому доверю книгу. У меня не было человека, которому я была бы готова открыть душу. Вы представляете, на каком надо находиться чудовищно низком технологическом или техническом уровне, это я про себя, чтобы такие мысли раздумывать? И это происходило очень-очень долго. И вдруг — наступает 8 декабря. Все один в один, как я описываю в книге, извините за столь длинное предисловие. Но без этого предисловия вам трудно будет понять. Пошла я в свою изумительную палапу — безумно красивый маленький домик в форме пирамиды, обрамленный ветвями, где я медитирую и молюсь. В этот день я очень усиленно и глубоко молилась, и такая гармония, такое успокоение, такая сладость наступила внутри меня, что мне мне казалось, будто могу сделать все. Я вдруг почувствовала, что меня пригласили туда, куда заходят очень редко, а именно в божественный поток.
И там я сказала: «Возьми меня своим инструментом. Возьми, я готова, я пустой бамбук. Продиктуй через меня послание людям». Говорю сейчас как на духу. Не могу понять, почему встаю, не могу понять, кто меня ведет, иду в большой дом, меня прямо ведут, клянусь вам! Беру в руки выключенный телефон и вижу надпись «запись голоса». Я нажимаю кнопку и начинаю говорить. Даже не знала, что такая кнопка есть в телефоне! Я отправила себе эту запись на электронную почту, получила в расшифрованном виде и в эту секунду поняла, что мне никто не нужен, — книга диктуется сама по себе! Божественный поток мне помогает во всем. И я почувствовала себя этим полым бамбуком, через который идет информация.
Часа три я диктовала, но не устала, потому что ты находишься в этот момент в определенном состоянии — летишь, счастлив, ты в очень близкой связи со вселенной. Когда все закончилось, было около двух часов дня, и до меня дошла информация: 8 декабря — день рождения моего мужа Максимилиана (супруг актрисы Максимилиан Шелл ушел из жизни в 2014 году — «Газета.Ru»). Я поблагодарила его, сказала: «Ты ведь тоже помощник». Вот тот день, когда начала писаться книга.
— Как долго вы записывали книгу?
— Книга была закончена 18 января. Удивительно, обратите внимание, ровно через 40 дней диктовки были закончены. И самое интересное, что где-то посередине этих божественных чисел, когда я находилась в удивительном потоке, назовем примитивно — вдохновения, позвонила уже небезызвестная нам Эльвира. Видимо, человек с удивительной интуицией. И она мне говорит: «Наталья Эдуардовна, мы принимаем все ваши пожелания и подписываем с вами контракт». Мы договорились и подписали контракт, и как раз в этот момент было необходимо редактировать книгу. Так как я не имела права потерять этот голос, этот разговор от сердца к сердцу — я имею в виду эту свою диктовку, интонацию, паузы — не могла довериться редактору. Поэтому с моей стороны был тотальный контроль, как только я отпускала процесс, начинались безумные ошибки. Но ничего, мы выжили все.
— Как выстраивался замысел книги? Почему книга начинается как сказочная история, где все великолепно и чудесно, а потом вы начинаете рассказывать страшные истории — например, о том, как на вас напали подростки?
— Все происходило как в реалити-шоу. Вообще, то, что получилось, можно назвать реалити-книгой. Что шло мне на ум, то и шло, не было никакого насилия. Почему я в самом начале книги отправляюсь куда-то в Мюнхен? Потому что я вспомнила о том, что начала диктовку 8 декабря, в день рождения Максимилиана, — естественно, Мюнхен! И я начинаю жить там эту жизнь, вспоминать, как это было удивительно, что это такое — встреча с гигантами мысли, с великими умами человечества… Даже подступиться к таким именам невозможно — Дюрренматт, Пикассо, Антони Тапиес; Макс меня лично знакомил с этими людьми. Поэтому я улетела к нашему камину, к нашему дому в Мюнхене, пропахшему сигаретами. Тут же я своими мыслями возвращалась в любимую Москву, любимый город Долгопрудный, где росла, вспоминала свои фильмы, знакомство с Максимилианом… Никакого конкретного замысла не было. Хотя я очень большой концептуалист, просто сконцентрированный концептуалист. Хочу уже не в первый раз поблагодарить Карена Георгиевича Шахназарова, который когда-то в далекой молодости назвал меня женщиной с эпическим сознанием. А я называла его: «Наш генетический код»…
Но замысел книги, честно говоря, не выстраивался. Я хотела, чтобы звучала такая вот разнообразная мозаика — и думала, что она будет переливаться, как мне хочется. Я вспомнила Максимилиана, и меня понесло туда, где он жил, — и мы оказываемся в Мюнхене. А потом я вдруг вспомнила, как Митя (сын актрисы от первого брака. — «Газета.Ru») первый раз приехал в Австрию… Началась сказка, смешение времен, народов, всего одновременно.
Вот это ощущение я приобрела на конкретном опыте — выхода из физического тела. Причем выход из физического тела, или как это называется в медицине — клиническая смерть, этот опыт у меня был дважды. Ты находишься в одной точке, но одновременно находишься и ощущаешь всю вселенную, ты оказываешься во всех городах одновременно, если тебе это надо. Когда у тебя есть этот опыт, ты теряешь все страхи. Поэтому я «летала» — и все как-то весьма гармонично у меня сочеталось: я «летала» из одной страны в другую, меняла времена.
Я очень свободна в своей жизни, хотя имею очень конструктивное, эпическое сознание, конкретное, я хороший производственник, но могу себя отпустить в полет. И в этой книге вы столкнулись с полетом моего духа или души. А главу про то, как на меня напали подростки, я отложила практически в самый конец. 40 дней диктовала книгу и не могла себе позволить приступить к этой главе, потому что понимала: там может случиться такой обрыв, что птички и бабочки, летающие в моей душе, обожгут крылышки.
— Бывают мемуары, авторы которых выставляют себя в положительном свете и сосредотачиваются на недостатках других. Это совершенно не про вашу книгу — вы рассказываете события своей юности, за которые может быть правда очень неловко. С каким чувством вы их описываете?
— С тяжелым чувством. Я описываю это дословно, до точки, один в один так, как это происходило. Это очень сложные воспоминания, и я очень долго готовилась к их записи. Я записывала их в конце, потому что боялась, что они унесут меня в негатив, из которого будет трудно вернуться несколько дней. А я знала, что у меня связь лимитирована. Как? Правду говорила! Какие чувства? Настоящие чувства! Рассказала все, как было.
— Вы жалеете о чем-нибудь сделанном? Или, может быть, не жалеете, но предпочли бы просто, чтобы этого не было?
— Нет, я не жалею и не могу жалеть. Я четко знаю для себя, это мой опыт и это моя жизнь. Все события являются выбором наших душ, которые сюда приходят за тем опытом, который им нужен. Поэтому я благодарна за каждое событие. Потому что ты растешь, особенно на самых тяжелых событиях, ты становишься смелее. Этот опыт необходим, поэтому хватит врать о том, что все, что не происходит, к лучшему. Все болтают об этом, но не верят. А вот если бы поверили, тогда бы считали знаки судьбы и шли бы по другой дороге — и ко всему бы относились с благодарностью и добротой. И все люди бы стали другими.
— Когда знакомишься в книге с вашей мамой, появляется ощущение, что образ Мэри Поппинс — той, что Леди Совершенство — срисован с нее. Справедливое ощущение?
— Я с вашего позволения не буду отвечать на этот вопрос. Но если это так, мне надо пойти и умереть.
— Деспотичные, скупые на ласку мамы часто бывают у девушек — и это становится проблемой на всю жизнь. Что бы вы посоветовали молодым женщинам, которые прямо сейчас жалуются на таких матерей?
— «Посоветовали» — очень нехорошее слово для меня. Можно дать рекомендацию, можно поделиться опытом, но кто мы такие, чтобы советовать? Никто. Понимаете, тут надо все просматривать, идти в корень. Как Иисус Христос. Как он лечил людей? Он доставал корень заболевания, вырывал его — и человек становился зрячим. Так вот и тут надо смотреть в корень. У меня, например, это бежит по материнской линии. И сейчас я работаю над этим. Я понимаю, что это идет через поколения, что это нужно обязательно изменить. Это трудно, но меняются такие вещи — в основном — пониманием. Всепрощением и пониманием. Мы должны научиться понять, отпустить, поблагодарить. Вот я смогла наладить с мамой отношения. Мне так было трудно, когда она уходила. Она стала моей лучшей подругой. И вдруг ее поняла: не умеет она по-другому, ей не дали, она жила в номенклатурной среде, делала то, что было надо, ходила по коммунистическим собраниям… Все это надо осознать, ощутить, и тогда ты становишься другом этого человека. И главное, простить. Прощение излечивает людей от всех болезней.
— Вы, наверное, знаете, что для ваших молодых зрителей стали, возможно, первой эротической фантазией. Как вы к этому относитесь?
— С волнением и с благодарностью. Это честь, колоссальная честь. Конечно, я об этом знаю. Люди вырастают, подходят ко мне, стесняются, а я знаю, о чем они думают (смеется). Потом они смотрят на меня, а я, оказывается, совершенно нормальная. Их эротическая фантазия — живая, смеется, и все у нее хорошо.
— Ваша блестящая карьера в СССР прервалась, когда вы переехали на Запад к мужу, Максимилиану Шеллу. Нет ли у вас ощущения, что вы чего-то недоиграли, что вас не хватало российскому кинематографу — и не хватает до сих пор?
— Конечно, прервалась, потому что таких ролей на Западе быть не могло. Я не дурочка, чтобы этого не понимать. Все на меня почему-то тогда очень обиделись. Может, благодаря книге они смогут понять мою любовь и благодарность людям — и прежде всего стране. Меня не хватало? Конечно, не хватало! А кто нашему великому российскому кинематографу мешает пригласить меня на роль?
Я же рабочая, я же нормальная! Что? Почему? Почему нет ролей? Это не ко мне вопрос. Это к ним, которые не видят и не слышат — или не хотят, или упрямы, или верят глупым слухам. Я с радостью! И сейчас я должна сделать все, чтобы был создан фильм про судьбу Натальи Андрейченко. Нет таких людей, у которых была такая судьба. Это надо прожить 150 млн жизней, чтобы это все пережить (смеется). Поэтому я абсолютно точно верю, что будет создано что-то замечательное — сериал или многосерийный фильм.
— Вы не раз говорите в своей книге о любви к России. Какой вы видите Россию сейчас? Что это за страна для вас?
— Потрясающая страна, которая очень быстро развивается. Обалденная страна! Где все, что ни происходит, идет ей. Такое ощущение, что она духовно прозрела. Все неприятности сдвигает и переворачивает в сторону приятностей и важных вещей. Какое развитие! Какие дизайнеры! Страна развивается во всем — и это очень интересно.
— В начале 90-х вы задумали проект создания тематического парка «Александр Пушкин». Источники утверждают, что идея была отличная — почему проект так и не сложился?
— Это гениальный проект! Не сложился он, наверное, потому, что это был огромный проект, который был связан еще и со строительством парка. Очень хорошая была концепция, но что я буду уже сейчас рассказывать… Деньги были нужны! Я ходила из офиса в офис, на меня смотрели как на сумасшедшую и говорили: «Проекту цены нет. Вы у своей Shell-компании спросите. Там деньги и лежат». Все почему-то считали, что Максимилиан Шелл — владелец всех «шелловских» компаний. Я бы с радостью это приняла (смеется). Но разница была в одной буковке: Shell — которая нефтегазовая, а мы — Schell…
— В своей книге вы очень комплиментарно пишете о тех, с кем общались в молодости. Вы поддерживаете отношения с семьей Михалковых-Кончаловских? У вас есть друзья из той жизни?
— Конечно, у меня есть друзья из той жизни. А нашу дружбу с Андреем Сергеевичем мы пронесли через всю жизнь. И с детьми. Так смешно, когда Темка (Артем Михалков — «Газета.Ru») — уже взрослый человек — подходит ко мне и начинает: «Теть Наташ, теть Наташ». А я ему говорю: «Темка! Тебе уже почти полтинник!». А он отвечает: «А как? Вы для меня навсегда тетя Наташа».
— Вы начали сниматься в 17 лет. Это огромный стресс. Как относились в вашей семье к тому, что вы резко обрели такую самостоятельность?
— Вы знаете, я родилась трудоголиком, человеком совершенно фантастической энергии. Мама моя была против того, чтобы я поступала во ВГИК, меня ждали в МГУ имени Ломоносова, а я поступила к Бондарчуку. А как семья отнеслась? Папа — мой самый большой дружочек, и я пишу об этом в книге, а мама — другая. Уже к концу ее жизни я поняла, что она не виновата. Мне очень грустно. Хожу на кладбище к ней, вчера была, на прошлой неделе была. Уроды мы все. Уроды. Мы ходим на кладбище, когда их уже нет. Так будь же сейчас умен, будь же сейчас благодарен! Будь любим и люби! Прости! Ох, какой важный закон прощения. Истинное прощение и истинная любовь от души меняют судьбы людей. Как было бы хорошо, если бы можно было об этом услышать не тогда, когда уже поздно.
— Несколько лет назад на фоне движения MeToo многие актрисы Голливуда начали обвинять мужчин — режиссеров, продюсеров, — в домогательствах. В вашей книге такие эпизоды тоже считываются, однако вы не переходите к обвинениям. Почему?
— Знаете, мне отвратительно это движение, как и все подобные программы. Сейчас на планете создано огромное количество программ. Все они — в основном — очень темные. Мы живем на планете перевернутых ценностей: сейчас все хорошее пытаются загрязнить и сделать дерьмом, а все плохое пытаются легализовать и сделать добром. От этого очень грустно, а люди, которые этого не понимают, попадаются в ту ловушку, из которой выскочить трудно, потому что те машины и те психологические институты, которые я назвала бы «институтами психотропного оружия», вот эти все MeToo — относятся к этому.
Не хочу называть никаких имен и фамилий, скажу только, что люди, фигурировавшие среди обвинителей, — это люди, которых я очень хорошо знаю. Один из этих людей — крестная дочь моего мужа. Я очень люблю семью, но… Знаете, Голливуд — это очень маленькая деревня, она настолько мала, что все друг друга знают. И как говорится, есть свои, они — свои, они там по поколению своих не трогают. Их не могут трогать. Все дерьмо летит туда, вся красота планеты летит туда, чтобы попробовать свои шансы, все самые красивые мальчики и девочки там, жизнь они заканчивают официантами и таксистами. Они приехали потому, что были на все согласны. А люди, которые выросли там, ну что за глупости… Ребят, прекратите! Я к этому отношусь очень плохо, потому что я прекрасно понимаю, что за этим стоит. За этим стоят перевернутые ценности.
— А вы не считаете, что режиссер Кончаловский, который, как вы рассказываете в книге, на съемочной площадке трогает соски 18-летней актрисы, — позволяет себе абьюз?
— Нет, я так не считаю! Потому что если Андрей Кончаловский просто пальцем к себе позовет, ползти к нему будут все! Это человек огромного шарма, и вот уж с чем у него не было проблем — так это с женщинами! У него были самые красивые и самые роскошные женщины. Этот человек выходит на съемочную площадку не абьюзом заниматься, а работать. Это все знают: когда в кадре женщина с возбужденными сосками, это возбуждает всех вокруг. Просто надо не быть идиотом — и смотреть неплоско на эту картину. А что было за этим?
А ну-ка разберем ситуацию, как это любит делать «психолог» Наталья Андрейченко! А что в фильме было? Вспоминаем! Героиню хотел изнасиловать господин Семенов, потому что она его предала. Он рвет на ней рубашку, он бросает ее! Естественно, я стесняюсь, я молодая, мне страшно, я спряталась — как маленький утенок… Андрей подходит и помогает мне, актрисе, которая играет определенную роль! Он в этот момент не видит меня как женщину! И дальше в кадре мы видим крупный план актера, который любит ее, у него глаза полные слез, он стоит и не может перейти эту черту, чтобы изнасиловать. А она лежит вся возбужденная и готовая. Он отворачивается, у него льются слезы, и он опирается головой о косяк. Медленно поднимается моя героиня. Как вам не стыдно?! Кино посмотрите! Не о том это все! Вы тоже попали в программу перевернутых ценностей. Как жалко, что таких умнейших и образованных людей тоже туда… Подействовали на вас этой программой. Ну, ничего, я надеюсь, что вы меня услышите и программа на вас не будет действовать.
— Сегодня вы отдалились от всех, живете в Мексике. Почему выбрали именно эту страну? Как подыскивали место жительства?
— Я живу в уникальном месте: с одной стороны — Карибское море, а с другой — джунгли до горизонта. Всего несколько домов, в которых практически никто не живет, я как на необитаемом острове. Хотя всего 35 минут до аэропорта, 45 минут до крупных городов. Но найти меня и мой оазис не так просто. Вот так случилось, Господь показал мне это место. Меня вели в место силы — и привели в момент, когда мне это было очень нужно. Я пережила безумные трагедии, и это место закрыло меня своими божественными пальмовыми деревьями, сохранило мне жизнь. В этом уединении мне удалось пройти через тяжелые испытания, очищая свою душу, и после отдать это все людям в своей книге.
Теперь я готова на все: абсолютно освобожденная, мне не надо больше прятаться, я прошла свой путь, я прошла путь духа, сейчас мне нужно выходить в люди и жить уже совершенно по-другому. Но этот мой путь отшельницы, путь настоящего Маугли, он был мне и моей душе совершенно необходим, и я его прошла с большим достоинством.
— Ради какой роли вы бы вернулись в Россию и снялись в кино?
— Ради любой хорошей роли. Но я дома, мне не надо никуда возвращаться. Это моя Родина, я русская, и я этим горжусь. Этот титул у меня никто отнять не сможет. Я дома и всегда буду дома, потому что обожаю эту страну и предана этой стране. Я предана миллионам людей, которых я люблю и которые в ответ любят меня, потому что они чувствуют мое сердце, которое открыто и дарит им истинную любовь. Поэтому все хорошо, я на своем месте. Я абсолютно уверена, что необходим фильм по моей книге, — он во многом сможет помочь людям, рассказывая о легких, красивых и чудовищно тяжелых опытах моей жизни. Люди должны знать об этом. И я думаю, что это самое главное.
Очень хотелось бы сыграть Екатерину Великую, очень бы хотелось сыграть Мнишек… Очень много чего хотелось бы сыграть. Хотелось бы сыграть «Бульвар заходящего солнца» в кино. Это было бы просто гениально. Можно было бы сделать сериал о женщине, которая работает в искусстве, но она «видящая», «слышащая» и абсолютно четко понимает, что происходит за каждой стеной. И поэтому втихаря становится тайным сыщиком — Шерлоком Холмсом или Пуаро. Потому что огромное количество энергии отдает, чтобы помочь людям разобраться в каких-то криминальных историях. Знаете, закончите мое интервью так: «Я — русская. Я этим горжусь. И этот титул никто у меня отнять не сможет».
