На африканском континенте действует несколько сотен православных приходов. Чернокожие православные священники учат прихожан слову Божьему, причащают и устраивают русские чаепития. Эксперты-африканисты считают, что РПЦ в Африке — такой же бренд, символизирующий «сильную Россию», как и наше оружие. Так ли это и какие вообще стоят задачи перед православными священниками за экватором, мы выяснили у патриаршего экзарха Африки Константина Зарайского.
Для епископа Константина Зарайского назначение экзархом Африки в начале этого года, как он говорит, послушание. И добавляет: «Для монаха нет разницы — мести двор или служить экзархом Африки». Впрочем, в последнем случае ответственности намного больше. В чем заключается эта ответственность, чем отличаются африканские миряне от российских и об особенностях нашего духовного пути на Черном континенте, он рассказал «Вечерней Москве».
— Владыка Константин, в 2021 году Патриарший экзархат объединил отдельные православные приходы в разных африканских странах. Какова главная задача этого объединения?
— Русская православная церковь в Африке насчитывает сегодня более 300 общин, порядка 250 священников во многих странах на континенте. Эти страны очень разные. Есть богатые государства, а есть очень бедные. Я был в тех местах, где автомобили не ездят, а люди передвигаются на велосипедах и ишаках. Наша задача на континенте очень простая — заниматься церковной жизнью: совершением Божественной литургии, иных богослужений и духовным окормлением верующих.
— Но миссионерство заключается в том числе и в том, чтобы воцерковлять новых прихожан…
— Да, но тут важна здоровая естественность: Церковь живет и проповедует слово Божье. И люди, пришедшие в храм, слыша проповедь, тоже становятся частью Церкви.
— В чем была необходимость создавать экзархат?
— Сейчас очень трудное время. Оно связано с расколом во внутрицерковной жизни в Украине. К сожалению, несколько православных церквей, в том числе и Александрийский греческий патриархат, находящиеся в Африке, этот раскол признали. Многие местные священники не захотели быть частью таких решений своей церкви, и более 100 священников попросились в русскую Церковь. Мы их приняли, так и возник Экзархат. То есть мы не привезли туда русских священников, а взяли под опеку местное духовенство и верующих. Есть несколько русских приходов в Африке, тех, что и ранее были приходами русской традиции — в Тунисе, Марокко, Египте и ЮАР, сейчас организуется община на острове Маврикий. Все остальные общины — местные.
И для них многое изменилось потому, что они прикоснулись к традиции большой Церкви. А для меня, как для человека уже побывавшего во многих странах Африки, стало понятно, что мы очень многим можем послужить нашим африканским братьям. Это касается и организации богослужений, и переводческой деятельности, и устроения духовной жизни. Для нас — это большой вызов! Создание экзархата — историческое решение в масштабах всей Церкви и Русской Церкви в частности.
— Что изменилось для РПЦ после разрыва с Александрийским патриархатом?
— Все эти события — часть общего большого процесса, связанного с Украиной. То, что Александрийский патриарх признал решение своего старшего собрата Патриарха Константинопольского — означает, что он присоединился к этому процессу. Это часть войны Запада против России. И если раньше Александрийский Патриарх был нашим большим другом, то теперь, к сожалению, мы не находимся в молитвенном общении и не совершаем вместе службы. С другой стороны, к нам пришло большое число духовенства, которое захотело быть с нами. И для нас это новая страница в истории.
— А почему духовенство ушло от влияния Александрийского патриархата, с которым они долгое время сотрудничали?
— Главная причина — это, как я уже говорил, нежелание быть частью раскола. Потому что признание раскольников саму церковь ставит также в раскол. А второй момент — это просчеты и ошибки в отношении духовенства, верующего народа и в целом церковной ситуации, исправлением которых мы сейчас занимаемся.
— Одна из ошибок — дискриминация по цвету кожи в церквях и недопущение в некоторых приходах африканских верующих в храмы?
— И далеко не единственная. Я могу много говорить об ошибках, но, возвращаясь к примеру с больницей, когда в палате лежат раненые люди, вместо того, чтобы продолжать наносить им раны, нужно начинать людей лечить. Я вижу свою миссию в том, чтобы помогать верующим людям.
— Кто они — православные в Африке: потомки русских эмигрантов или местные жители, сознательно принявшие веру?
— Мы очень мало знаем про Африку, а ведь там христианство не вчера появилось. Там есть и те и другие. У прихожан очень разные истории воцерковления. Я разговаривал в Кении с папой монахини Матроны*. Он — серьезный священник одного из благочиний с большим пасторским опытом, сын его учится в семинарии в Москве. Но в массе своей это, конечно, люди простые. А священники наши — плоть от плоти своих прихожан. Поэтому одна из наших задач в Африке — помочь им с образованием. Сегодня в России обучают семинаристов — студентов, которые готовятся к священству. У нас есть онлайн-курсы для африканцев, экспресс-курсы для ставленников. Сейчас мы занимаемся образовательной помощью для катехизаторов и мирян.
— С какими трудностями миссионерам приходится сталкиваться в разных странах: рассказывают, что там очень трудно с послушаниями — люди не понимают, зачем нужны иконы и посты…
— А сколько человек в России соблюдает пост осознанно, понимая, что это не овощная диета? Их очень мало. Я хорошо знаю вопрос (улыбается). В Африке действительно посты соблюдают редко. Да и вообще всех традиций, что есть в России, поменьше. Их надо возрождать. Проблем вообще хватает. Так, например, у них фактически нет таинства исповеди. И эту важную задачу мы будем решать.
Еще африканцы менее дисциплинированы в отношении времени. Они не спешат. Будучи в Швейцарии, я видел, как волновались пассажиры, когда поезд пришел на две минуты позже. Здесь с этим попроще.
Кроме того, у них очень простые храмы — нет такой красоты, как у нас. Храмы надо строить. Но главное, чтобы кровь пульсировала. А кровь — это служба. Вот в их храмах литургия совершается, и кровь пульсирует.
В африканских семьях очень много детей, поэтому главные вопросы для них — воспитание и образование. К слову, образование очень ценится как в школе, так и в высших учебных заведениях. Еще дети интересные… Я обратил внимание на то, что у них нет игрушек. Но они, в отличие от нередко изнеженных русских детей, очень твердо стоят на земле — во всех смыслах. Это касается даже малышей. При этом они очень дисциплинированные: спокойно стоят в очереди из 50 человек за едой, и никакого шума не будет. Я вообще не заметил детских капризов. Они максимально приближены, что называется, к реальным боевым условиям (смеется). Заметил, что африканцы носят закрытую одежду — я не видел там ни мини-юбок, ни открытых топов. Из интересных впечатлений — объединение матерей Mothers" Union: при каждом приходе есть советы матерей, которые занимаются приходскими делами и помогают священнику. Ну и работают местные жители в гораздо более простых условиях. Они очень приучены к труду.
— Это еще один из стереотипов об Африке — многие считают, что местные жители — ленивы…
— На самом деле мы не менее ленивы. Африканцы могут выглядеть чуть расслабленнее, а так — бывает по-разному. Я вообще не очень склонен обобщать. Но отмечу, что африканцы более открытые и общительные.
— Действительно ли в некоторых африканских странах практикуется смешение культов?
— Это еще один миф. Есть понятие народных ритуалов. Народные танцы — это культурная особенность африканцев. Богослужения проводятся с использованием музыкальных инструментов, поэтому они могут и потанцевать. Я объездил много стран и ни разу не видел ни ритуальных плясок, ни жертвоприношений.
— В ЮАР процветает «черный расизм»: в новостях передают об убийствах белых. Сталкивались ли священники РПЦ с опасностью для жизни?
— ЮАР действительно одна из самых криминальных стран на африканском континенте. Я три раза был в Южно-Африканской Республике, сейчас лечу в четвертый. С точки зрения соблюдения правил безопасности там все очень строго. Мы по улицам просто так не ходим. Но проблемы с безопасностью не отменяют обычную жизнь. Местные также играют в футбол, пьют пиво, ходят в школы и на работу.
— Какие из африканских стран требуют большей работы и внимания со стороны РПЦ?
— Работать надо везде, но типы проблем разные. Где-то все организовано, и надо углубляться, а где-то все еще пока только на старте. Больше всего — около 100 — православных священников в Кении, а есть страны, вроде ЮАР, где всего 5 священников. Хотя страна очень большая. Поэтому и задачи разные. Где-то есть проблемы с документацией и регистрацией, где-то этих проблем меньше, но есть кадровые вопросы. Я аккуратен в отношении прогнозов, руководствуюсь известной шуткой о том, что если у тебя все хорошо, то, скорее всего, ты чего-то не знаешь. Никогда нельзя расслабляться.
— Можно ли сказать, что РПЦ является «мягкой силой» России на Африканском континенте?
— Тут мы опять вернемся в больницу. Меньше всего в больничной палате нас интересует, за кого голосовал главный врач — за коммунистов или демократов. Главное — чтобы доктор был хороший и больница тоже. Церковь должна заниматься церковными вопросами. В этом случае люди будут ей доверять, ходить в храмы, слушать священников и идти с помощью Церкви своим путем к Богу. Ну, а если африканцы через Церковь будут лучше относиться к России, то это прекрасно!
— Но вы согласны, что многие африканцы симпатизировали России в том числе и благодаря православным приходам на континенте?
— Симпатизировать — это еще ничего не значит. Вот я симпатизирую футбольному клубу «Реал Мадрид». От этого ни мне ни тепло, ни холодно, ни клубу. Важно дело! Если мы будем делать свое дело хорошо и люди будут находить оплот и духовное утешение в Церкви, то через это они получат шанс на спасение и вечную жизнь.
— Как люди воцерковляются?
— По-разному. Я видел самые разные истории пути к Богу. Иногда путь начинался в конце жизни. Как-то я пришел в больницу к женщине и спросил, хочет ли она причаститься. Она ответила: «да». Я причастил ее, и она умерла. Весь ее путь уместился в слово «да». Ну, а кто-то приходит через примеры, видя другого верующего. Африка в этом плане ничем не отличается. Африканцы довольно простые люди, и они веруют по принципу «верую, потому что доверяю». Они эмоционально принимают веру и идут за пастором. Имея немалый опыт в России, я столкнулся с Африкой и понял, что люди везде одни и те же. Культура бывает разной, а проблемы и решения их те же самые.
— И напоследок, расскажите, как вы общаетесь с братом, известным блогером Павлом Островским? Не критикуете ли некоторые его резкие высказывания, как старший по сану?
— Мы уже взрослые мальчики (улыбается). Мне — 47, а моему брату Павлу Островскому — 42 года. Будь ему 21 — ситуация была бы другой. Впрочем, несмотря на то что он разменял пятый десяток, отец Павел кажется себе очень моложавым. Я не совсем согласен с тем, что он делает. Но он человек весьма самодостаточный. В некоторых случаях я могу высказать ему свое мнение с решительностью, а иногда я и сам могу спросить его совета. В целом мы совпадаем по многим вопросам, просто он более публичный, а я — менее. Но мы оба деятельные и решительные, и понятно, что оба можем совершать ошибки.
— А ваш отец, протоиерей Константин Островский, может дать совет или уже не решается?
— У нас очень хорошие отношения с отцом. Папа сам советов не дает, он понимает, какие у него дети (смеется). Ему, конечно, помогает Бог, потому что когда у него один сын я, другой — Павел Островский и еще двое с такой же активной жизненной позицией, то родители могут где-то восхищаться, а где-то трястись. Так жизнь сложилась, что нам с отцом Павлом достались такие большие возможности для больших дел. Но мы платим за это немалую цену. И это очень интересно.
* Монахиня Матрона (Абигейл Джепчирчир) — дочь перешедшего в Русскую православную церковь из-за несогласия с признанием раскола на Украине кенийского священника Александрийского патриархата, стала в январе 2023 года первой монахиней, принявшей постриг в Патриаршем экзархате Африки Русской православной церкви.
