Практически без предупреждения крупнейший русский писатель Алексей Иванов издал новый роман. «Вегетация» выходит 28 ноября сразу в аудиоформате и как печатная книга. Но удивительно не это, а то, что Иванов, который в своем творчестве перемежает историзм с современностью, в этот раз ринулся в будущее. Там российские леса станут радиоактивными, Китай будет воевать с Западом, а самыми ценными людьми станут сталкеры- «бродяги». Мелкие банды на огромных машинах будут носиться по тайге, сражаться друг с другом и гибнуть в болотах, пожиная плоды новой золотой лихорадки. «Известия» прочитали книгу до выхода.
«Фоллаут» по-русски.
«Вегетация» — название отпугивающее. Но, к сожалению, «Безумный Макс» и «Фоллаут» уже заняты, и даже «Сердце Пармы», которое тоже очень подошло бы, Иванов успел использовать. Хотя называйся роман «Сердце Пармы — 2», это было бы стильно, ярко и остро, тем более что многое в двух этих романах совпадает вполне точно.
Еще что-то есть здесь от ранней повести «Земля-сортировочная» и других, более поздних его произведений, где злой Рок всегда висит над близорукими героями, не знающими, что их страсти ведут их в смертельный тупик, где их в лучшем случае ждет момент истины перед смертью. А скорее всего так и сгинут они среди бескрайних лесов и гор, останется от них только кусок текста в книге большого русского писателя, которым, конечно, давно стал Алексей Иванов. И в очередной раз он доказал, что статус этот у него вполне заслуженный.
Фото: Warner Bros.Кадр из фильма «Безумный Макс: Дорога ярости».
Сюжетный стержень здесь довольно прост — ровно в той мере, чтобы сделать книгу не просто доступной массовой аудитории, но превратить ее в большой осенний бестселлер. Из леса и болот приходит в Магнитогорск человек по имени Митя. Ничего не помнит, грязный, наивный, не от мира сего. Это своего рода князь Мышкин (да и Митя — очень «достоевское» имя), его глазами мы будет открывать для себя не просто реальность, а вселенную, которую для нас создал Иванов.
Мите рассказывают, что несколько десятилетий назад началась ядерная война, в которой Россия проиграла и превратилась в сырьевой придаток Китая. Страна захвачена быстрорастущим радиоактивным лесом, из которого добывают самое ценное в этом мире топливо — бризол. Китай с помощью бризола сопротивляется Западу, а сама Россия тайно готовит бризоловое оружие, чтобы ударить по Западу самостоятельно.
Скоро Митя понимает, что правда о положении дел как минимум не одна, потому что в больших городах люди видят геополитическую ситуацию иначе. Но обо всём этом узнать непросто, а Иванов заставляет одну картину мира разрушаться последующей, а затем сообщать, что и та была лживой. То, что видит Митя, — маленькие «бригады» рыщут по лесам, выискивая ценные бризольные деревья, а помогают им сталкеры- «бродяги» с особыми способностями. Вместе с одной из таких бригад Митя отправляется в сторону горы Ямантау (между Уфой и Челябинском). Среди членов этого отряда — местный парень Серега: в Мите он неожиданно рассмотрел брата-близнеца, с которым никогда раньше не встречался.
«Вегетация» как фильм на бумаге.
Мир «Вегетации» — это, во-первых, браконьерские бригады и места, где надо сбывать добычу. Во-вторых, это футуристические машины, которые Иванов описывает более чем подробно. Не будем забывать, что имеем дело не только с самым экранизируемым, но и самым кинематографичным писателем в стране. Иванов здесь даже каждую главу называет местом действия, без любых других подробностей: 1-я глава: Соцгород Магнитка, 2-я глава: Соцгород Магнитка (II), 3-я глава: Соцгород Магнитка (III) и т. п. Он очень монтажно переключается между персонажами, позволяя нам посмотреть на происходящее чуть шире, чем видит Митя, но не слишком, чтобы читатель всё равно плутал и спотыкался, как и главный герой романа. Чтобы было как в глухом лесу — непролазно и боязно.
Фото: Amazon StudiosКадр из сериала «Фоллаут».
Так же кинематографично, словно в режиссерской экспликации, Иванов описывает устройство, внешний вид и хореографию постапокалиптической техники, которая совмещает утилитарные свойства с боевыми. «Чумоходы», «харвестеры» (привет «Дюне»), «риперы», «мотолыги» — всё это можно сразу переносить на экран во всех деталях и вместе с многочисленными боями между этими машинами, причем часть их управляется людьми, а часть — искусственными интеллектом.
Фото: Альпина Паблишер.
Это и самая эффектная, и самая слабая часть романа. В том смысле, что с экшеном Иванов так перебарщивает, что уже ко второй половине 500-страничной книги ловишь себя на желании перелистнуть эти сцены. Такой перекос вроде бы оправдан тем, что в России будущего идет вялотекущая война, а люди видят друг в друге исключительно конкурентов в борьбе за ресурсы. Население близоруко, ослеплено яростью, нетерпимостью и алчностью, насилие — основа жизни, как в «Фоллауте» с «Безумным Максом».
Фото: Star MediaКадр из фильма «Сердце Пармы».
С другой стороны, Иванов недвусмысленно намекает и на то, что это продолжение тысячелетней русской парадигмы, где между «Сердцем Пармы», «Тоболом», «Бронепароходами» и «Вегетацией» разница скорее косметическая. Разница лишь в том, что в его исторических романах мы знали, чем всё закончится, а здесь мы чем дальше заходим в лес, тем меньше понимаем, что здесь происходит. Кровь и бризол заливают пространство так, что ориентироваться трудно, а поскольку Иванов добавляет сюда еще и мистики (есть даже настоящая ведьма), то реальность романа становится совсем зыбкой, миражом, из которого выныривают силуэты с неопределенными очертаниями.
Война без особых причин.
«Слушай, я ничего не могу понять, — виновато сообщил Митя. — Смотрю про войну, чего только не пишут… Что были атомные взрывы, что вся страна радиоактивная, что никакой войны не было, что была война между Западом и Китаем, и Китай над нами сбивал европейские ракеты, что мы победили всех, что Китай победил, что Запад победил, что Китай в упадке, что Китай самый сильный и захватил нас… Как всё это истолковать? Сорок лет назад всё это случилось, так почему до сих пор нет никакой адекватной информации?».
На правах князя Мышкина и одновременно Сталкера Митя один имеет способность к рефлексии. Остальным здесь всё ясно, персонажи прагматичны и просты, хотя и не одномерны. Один хочет быстрых денег, другой — власти, третий — опасных приключений. Иванов даже вставляет монолог, перефразирующий горьковского Луку и отстаивающий право каждого верить во что угодно, лишь бы сердцу хорошо было. Одному Мите неймется, ему надо разгадать, как бытие устроено, почему мир во зле лежит, отчего люди озлобились и можно ли хоть что-то предпринять. Вокруг него людей прошивают автоматными очередями в упор, изъясняются исключительно матом, вырубают уральские леса, а он, словно зритель, ищет ключ к происходящему.
«Причина разразившейся катастрофы не война, — размышляет Митя. — Война и катастрофа — только следствие базовой причины. А базовая причина — вон, у вертолета. Один мужик решил обворовать тех, кто побогаче, а потом ушел под радиацию, надеясь непонятно на что — на то, что на него законы физики не действуют, ведь он лучше всех».
Фото: Marmot-filmКадр из фильма «Географ глобус пропил».
К чему в итоге вырулят Митя и его спутники, мы говорить не будем, хотя финал в примерных чертах можно предсказать уже в середине книги. Это не главное. Главное разбросано по страницам книги маленькими крошками, обрывками, где-то между сценами извращенных сексуальных утех, битв один на один и стенка на стенку, с машинами и без, и длинными пассажами с громоздким биологическим вокабуляром. У «Вегетации» не так уж мало общего со «вселенной» «Трансгуманизма». А раз пошла эта параллель, поневоле задумываешься, самостоятельный ли роман перед нами или введение в большой постапокалипсис от Иванова. Слишком многое здесь заявлено, но оставлено за кадром, слишком малую часть российского «Фоллаута» нам показали.
До сих пор Иванов нередко мыслил концептуальными дилогиями: художественное произведение + историческое эссе, по образцу Пушкина с его «Капитанской дочкой». Возможно, в этот раз он выберет еще более крупную форму, хотя, с другой стороны, «Вегетация» и так уже встроена в историю России от древнейших времен, которую Иванов пишет на протяжении уже четверти века.
