В Санкт-Петербурге знаменитое СИЗО «Кресты» выставили на продажу

от карманников и бандитов до поэтов и генералов. За 125 лет сбежать из русской Бастилии смогли единицы, и то ненадолго. Корреспондент «Газеты.Ru» посетил заброшенную тюрьму, которая теперь ждет своего покупателя, и узнал, как из самой прогрессивной она стала самой пугающей.
Источник: Газета.Ру

В петербургских «Крестах» за все время их существования перебывали сотни тысяч человек — от карманников и бандитов до поэтов и генералов. За 125 лет сбежать из русской Бастилии смогли единицы, и то ненадолго. Корреспондент «Газеты.Ru» посетил заброшенную тюрьму, которая теперь ждет своего покупателя, и узнал, как из самой прогрессивной она стала самой пугающей.

«Одна отвратительная подробность».

Детскую площадку во дворе жилого дома на улице Михайлова можно назвать самой брутальной в Петербурге. Прямо напротив качелей и горок, метрах в 15, возвышается кирпичный забор с колючей проволокой — это бывшая тюрьма «Кресты».

За этим забором на четырех гектарах раскинулся настоящий город в городе. Больница, своя пекарня, котельная, ледник, мастерские, баня, общежития для работников.

Название комплекса произошло от вида арестантских корпусов — два пятиэтажных здания, построенные в форме крестов. В центре каждого — башня, от которой под прямым углом расходятся четыре коридора. Стоя здесь, надзиратель видел все, что происходило на этаже.

Разрабатывая проект, архитектор Антоний Томишко взял за основу модель европейских пенитенциарных учреждений.

К 1892 году строительство было завершено. На тот момент «Кресты» считались передовой тюрьмой — 999 камер одиночного содержания с электричеством, отоплением и водопроводом.

Правда, вода была подведена только в общие душевые, которые находились в конце коридора. Это, по воспоминаниям Владимира Набокова — старшего, который в 1908 году провел в «Крестах» четыре месяца, доставляло больше всего неудобств.

При этом политику разрешили взять в камеру резиновую ванночку и носить собственную одежду (шелковые сорочки), а не полотняную куртку и штаны, как было положено обвиняемым по «уголовным статьям».

Как показало время, это были золотые годы «Крестов».

«Дважды выводили на расстрел».

В коридоре административного корпуса стоит жуткий запах.

— Осторожно, смотрите под ноги, тут много кошек, — предупреждает сопровождающий.

Все включают фонарики и вопросы об источниках аромата пропадают — пол усеян отходами кошачьей жизнедеятельности.

В тюремном блоке дышать становится легче. Здесь холоднее и мрачнее — эти коридоры не привлекают даже кошек. Лампочка работает только на первом этаже, выше единственные источники света — большие окна в конце коридора и в центральной башне.

Начиная со второго яруса, как такового пола и потолка нет — вместо них решетки — просматриваются все этажи. Поднимаясь по кованой лестнице с железными перилами, попадаешь на маленькую площадку. По обе стороны — узкие карнизы и ряды камер.

Последних заключенных перевезли в новый корпус СИЗО № 1 в Колпино в декабре 2017-го. И хотя камеры пустуют уже семь лет, специфическую атмосферу они хранят до сих пор.

На облупившихся стенах остались выцарапанные имена и клички, на полке лежит иконка и елочный шарик, между оконных решеток в душевой воткнута пачка сигарет «Петр I».

Площадь жилых камер всего 8 кв. м. Трудно поверить, что здесь могли содержать 20 человек. Все, что сюда помещается, — две двух- или трехъярусные кровати и унитаз (канализацию в изолятор провели в 60-х).

В одних камерах туалетная зона отгорожена фанерными стенками, а в других отделена только шторой. Намеки на приватность появились в СИЗО только в 2000-х, а превращать одиночки в общежития стали еще в 1917-м.

«У нас было три пика наполняемости СИЗО: первые революции, политические репрессии 30-х и лихие 90-е, — рассказывает Наталья Ключарева, начальник организационно-аналитического отдела СИЗО № 1 УФСИН по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. — Первый матрас клали на полу под нижней койкой, над верхней кроватью натягивали “люльки”, но спали все равно по очереди. Как только дверь камеры открывали, чтобы завести нового заключенного, начинался бунт практически. Главная задача была — просто успеть закинуть вещи через головы и захлопнуть дверь за вновь прибывшим».

Актер Георгий Жженов попал в СИЗО в 1938-м. В камере он стал 22-м — единственное свободное место было «на параше».

Когда соседа уводили на допрос, сокамерники не знали, вернется ли он. Прямо в изоляторе, в одном из помещений первого этажа, приводили в исполнение смертный приговор. О том, где находится расстрельная камера, знали только участники ликвидационной группы. В нее всегда входил и начальник СИЗО. Сейчас эта дверь заварена.

Будущего маршала и героя Советского Союза Константина Рокоссовского, который тоже попал в «Кресты» в 1937 году, выводили туда дважды. Добиваясь показаний, стреляли холостыми и пытали.

«Ему выбили передние зубы, молотком стучали по пальцам ног, сломали ребра, — вспоминала правнучка Рокоссовского. — Он ничего не подписал, не стал лжесвидетельствовать ни против себя, ни против других».

После реабилитации и до конца жизни Рокоссовский носил с собой пистолет на случай, если за ним снова придут. Возвращению в «Кресты» он предпочел бы смерть.

Нитки, простыня и ловкость рук.

Некоторые заключенные, понимая, что их ждет или длительный срок, или казнь, решались на побег. За всю историю «Крестов» вырваться на волю удалось единицам. Все они продержались на свободе не больше нескольких месяцев.

Первопроходцем стал налетчик Леонид Пантелкин, известный как Ленька Пантелеев. Он попал за решетку в сентябре 1922 года за ограбления и убийства.

Ночью 11 ноября в «Крестах» неожиданно выключилось электричество. Оказалось, Пантелеев подкупил охранника, и тот, воспользовавшись темнотой, передал бандиту ключ, который подходил под все замки в крыле.

Ленька сбежал сам и освободил своих подельников. По винтовой лестнице они спустились с четвертой галереи на первую, проникли на кухню и вылезли во двор через окно.

Для поиска преступников создали оперативную группу. Через три месяца, в феврале 1923 года, милиционеры подкараулили Пантелеева в притоне. При задержании он оказал сопротивление и был убит.

Следующий побег произошел уже после войны. В 1946-м заключенный Волков сумел разобрать кирпичную кладку в своей камере и вылезти наружу.

«Он доставал кусочки стены и отправлял в парашу, которую ежедневно опорожняли, поэтому в помещении не было ни кирпича, ни мусора, — рассказывает сотрудница ФСИН Наталья Ключарева. — Однажды надзиратели просто обнаружили камеру пустой».

Подробности его бегства неизвестны, в послевоенные годы у сотрудников хватало забот. Доподлинно известно, что уже через несколько дней Волков снова был за решеткой. Попался беглец случайно — зашел в баню и столкнулся с надзирателем «Крестов».

Самым изобретательным сотрудники считают побег, который произошел в 1984-м. Двое сидельцев из картона и красных ниток изготовили поддельные удостоверения старших следователей ГУВД. Для фото взяли изображения сотрудников из журнала, а печати вырезали из копии приговора.

В назначенный день заключенные встретились в очереди к врачу. Они незаметно переоделись в белые халаты, которые сшили из простыней, и двинулись к КПП.

Как метко сказал поэт и лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский, который тоже сидел в «Крестах», тюрьма — это недостаток пространства, возмещенный избытком времени.

«Столько пустоты и боли».

Заточки из обувных стелек, шахматы из хлебного мякиша, самодельные машинки для татуировок — при обысках в камерах сотрудники ФСИН регулярно изымали изобретения сидельцев.

У арестантов из второго креста, который располагался ближе к набережной Невы, особой популярностью пользовалось «ружье» для писем. Его делали из плотных листов, свернутых в трубочку. Внутрь помещали записки, сложенные в форме пирамидки, и выдували письмо из окна камеры.

В 90-х Арсенальная набережная была усеяна такими «пулями». Администрация пыталась пресечь нарушения, натягивая ряды проволок перед окнами, но некоторые сидельцы наловчились изготавливать «кривые ружья», чтобы стрелять записками под углом.

В 1993 году все эти находки включили в коллекцию музея, созданного при изоляторе. С 2000-х на волне демократизации экспозиция стала доступна широкой публике.

Впервые в России познакомиться с тюремным бытом мог каждый желающий. Экскурсии пользовались популярностью — в день СИЗО принимало по три группы. Запись вели на месяц вперед.

«Мы заходили через центральный вход, шли через административное здание в храм, через следственные кабинеты, вдоль действующих камер и только потом в сам музей, — вспоминает Наталья Ключарева. — Бывает, рассказываешь об устройстве СИЗО, вокруг тишина, все слушают, а потом из-за двери: “Да не слушайте ее, врет она все”.

По словам экскурсантов, впечатление такое мероприятие производило сильное. Особенно, если группа пересекалась с сидельцами, которых вели на прогулку.

«Решетки опустились, чтоб оградить нас от заключенных. Впереди стояли самые младшие. Там были ребята и младше меня. Это было самое страшное зрелище, столько пустоты и боли. Рассматривая их, я просто выпала из времени , — делилась посетительница. — Меня поразили эти мальчишки. Поломанные судьбы у самого начала жизни. Мне было обидно за них. Я как-то была уверена, что не все люди там поступали жестоко, что там есть просто бедолаги, которых могли подставить. На расстоянии 3−4 метров от реальных преступников мой мозг взрывался от эмоционального перенапряжения».

Приходить на такое мероприятие повторно почти никто не решался.

Сейчас территория бывшего изолятора закрыта для посещения. ДОМ.РФ, с 2023 года управляющий комплексом, выставил объект на продажу. Что будет в этих стенах, да и сохранятся ли они вообще — неизвестно.