В Сирийской Арабской Республике неожиданно подняли голову и оттеснили правительственные силы террористические группировки. Очередная эскалация несет прямую угрозу памятникам культуры древности, расположенным на сирийской территории, уверен историк, исследователь христианского Востока, гендиректор Новгородского музея-заповедника, автор монографии и десятков научных публикаций Сергей Брюн.
— Сергей Павлович, давайте для начала выясним, откуда взялся ваш научный интерес к Сирии?
— Я занимаюсь историей православного Антиохийского патриархата, который объединял греков, православных арабов и сирийцев, армян-халкидонитов, исторически населявших территории Сирии, юго-восточной и восточной Турции, города Великого шелкового пути. Исторически, до XIV столетия, их общины и епархии можно было встретить даже на территории современного Узбекистана.
Параллельно с церковной историей я исследую период между X и XIV веками, связанный с циклом арабо-византийских войн, сельджукскими и монгольскими вторжениями, крестовыми походами. Моя главная монография посвящена как раз этой теме плюс межхристианским отношениям в Сирии в
— Мы знаем, что современные жители Египта не имеют никакого отношения к Древнему Египту, кроме коптов, которые молятся Богу почти на том языке, на котором тысячи лет назад славили фараонов. Можно ли подобное сказать о Сирии — оторвана ли глубокая древность там от ныне живущих народов?
— Сомнительное утверждение, что в Египте не осталось ничего, но это и правда тот случай, когда основная масса населения, конечно, не связана напрямую не то что с Древним Египтом, а даже, условно говоря, с эллинистическим и римским Египтом. Кроме коптов, использующих в качестве языка богослужения язык, происходящий от языка фараонов и египетских подданных царей Птолемеев. С ними все просто: если ты копт, то ты потомок населения, действительно восходящего к фараонам и к египетской провинции Римской империи, завоеванной в VII веке Арабским халифатом.
Если мы возьмем сирийскую христианскую традицию, то выясним, что сейчас есть христиане, продолжающие служить на классическом сирийском языке и принадлежащие к той же семье, что и копты, — Сирийской, или, точнее, Сиро-Яковитской церкви.
В Ливане основная конфессия, отчасти присутствующая и в Сирии, — это марониты, также сохраняющие сирийский язык и богослужение. Ливан, кстати, единственная страна на Ближнем Востоке, глава которой обязан быть христианином.
И есть в Сирии именно православные — чада Антиохийского патриархата и огромная арабская христианская диаспора в Северной и Южной Америке, бежавшая после Дамасской резни христиан 1860 года. Православные подверглись полной византинизации богослужения и полной языковой арабизации. Однако, утратив сирийский язык и богослужение, они тем не менее кровно связаны с населением Сирии, жившим на этой земле до 634−637 года, когда пришли арабы-мусульмане. Они сберегли веру, но утратили язык.
И вот еще важная деталь: если ты христианин в Сирии и не приехал, скажем, с Кипра или из Греции, то это значит, что твои далекие предки приняли христианство между I и IV веком.
— В Алеппо, захваченном боевиками, находится Старый город, включенный в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО. Может ли исторический центр города пострадать во время боевых действий? Примерно там же, между Алеппо и Идлибом, расположены так называемые «мертвые деревни». Что будет с ними?
— В САР есть ряд объектов, отражающих античность, ранневизантийский и средневизантийский периоды, эпоху крестовых походов, мамлюкский и османский период и так далее. Сирия покрыта плеядой исторических памятников, многие из них подвергаются систематическому варварскому уничтожению.
Если мы возьмем северо-восток страны, то там расположен город Ресафа, или Сергиополь, с огромным монастырским комплексом. Христиане в этой местности вымерли к началу XIV века, и это тот памятник, о состоянии которого сейчас сложно судить.
К северу от Алеппо находится Калаат-Самаан — монастырь Святого Симеона Столпника, в ансамбль которого входят четыре позднеантичные базилики, поставленные крестообразно под куполом над столпом святого Симеона. Этот уникальный монастырь уже попадал под артиллерийские удары.
Мы упоминали здесь маронитов — монастырь их святого родоначальника Марона перенес попадания турецкой артиллерии. И это мы не затрагиваем «деятельность» боевиков ДАИШ-ИГИЛ (признана террористической и запрещена в РФ), занимавшихся систематическим сносом, причем не только христианских храмов — они суннитских и шиитских мечетей погубили больше.
Будучи якобы суннитами — как они себя сами называют, — оказавшись у могилы праведника или шейха, к которому мусульмане совершали паломничество, игиловцы (ИГИЛ — признанная террористической и запрещенная в России организация) называли это идолопоклонством и стирали с лица земли священные мусульманские места — как в Ираке, так и в Сирии.
— Но Алеппо и другие города САР в эти дни атакуют не они.
— Сейчас наступление ведет другая террористическая группировка — «Хайят Тахрир аш-Шам» (признанная террористической и запрещенная в России организация), изначально носившая название «Джабхат ан-Нусра» (признанная террористической и запрещенная в России организация).
Она себя чудовищно показала в Хомсе, в долине реки Оронт, в самом начале войны. В Хомсе, например, была сиро-яковитская церковь Пояса Пресвятой Богородицы и восходящий к поздней античности храм Мученика Элиана. Один храм разграблен, второй пережил не только грабеж, но и поджог, чудом уцелели только иконы и часть фресок — они покрылись копотью, но их можно раскрыть.
В городе Кара, к северу от Дамаска, где мне приходилось бывать, в храме Святого Сергия и Вакха боевики нанесли увечья древним фрескам XIII столетия, которым и так причинили ущерб в 1266 году египетские мамелюки во главе с султаном Бейбарсом (причем это были не вражеские земли, а территория, подвластная самому правителю). В XXI веке добавился новый слой повреждений.
Также мне выпало съездить в селение Маалюля, древнейшее христианское поселение с мелькитским греко-католическим монастырем Сергия и Вакха и православной обителью Святой Феклы (Антиохийский патриархат). Экстремисты дважды атаковывали селение, где живут верующие, сохранившие арамейский язык. На предшественнике их диалекта говорил Христос.
Нападение 2014 года было отбито сирийской армией и Вооруженными силами России при участии Ирана. Важно сказать, что из монастыря Святой Феклы террористы вывезли монахинь, взяв их в заложницы. Я могу предоставить фотографии — на них видно, что вандалы повредили Лики Богородицы, для них не было противоречием то, что Мариам как мать пророка Исы нормальные, настоящие мусульмане чтут. Но это нормальные мусульмане…
Позапрошлой весной я спускался в ущелье, видел разграбленные, но уже расчищенные и возрожденные монастыри, где монахини, вызволенные ливанской разведкой, снова проводят службы. (Ливан вышел на спецслужбы Катара и произвел обмен иноков на интересовавших Катар участников вооруженных отрядов.) Ущелье, как водой, наполнено детским смехом — там в согласии живут мусульмане и христиане. Но, конечно, остались следы того, что вытворяли представители группировки, вернувшейся теперь, будучи накаченной оружием.
— Вы считаете активизацию террористов угрозой культурному наследию?
— То, что они подняли голову, — угроза и для общин, и для памятников культуры.
Алеппо восстанавливали долгих восемь лет — спасали цитадель и другие памятники, такие как потрясающей красоты медресе Аль-Халавия в Алеппо (бывший собор Святой Елены) с сохранными капителями (украшенными верхними частями колонн. — И. В.). Цитадель Алеппо, где есть римские, арабские, тюркские, османские элементы, была взята без боя, как пишет ряд телеграм-каналов.
И если нападавшие засядут по подвалам — а они это сделают, — возникнет проблема, как их оттуда выбивать.
Мало того, далее боевики продолжили продвижение на юг. Возникла угроза городу Хама. Фронт относительно стабилизировался, но его линия проходит близ христианских, в основном православных поселений Скальбия и Мхардех, уже переживавших подобные эскалации.
В Скальбии «законсервированы» уникальные традиции — женщины-христианки ходят в головных уборах, похожих на чалму, — они сохранились только в этом месте, и больше нигде. То есть насущен второй план катастрофы — этнографический. Мировое сообщество не может себе позволить еще одной волны стихийного уничтожения.
В Дамаске, проходя по Старому городу, по-хорошему мы должны видеть столько же древних храмов, сколько и в Риме. Но вместо этого там присутствуют построенные в Османской империи или в XX веке церкви, стоящие просто на тех же местах.
Последняя губительная волна — вышеупомянутая резня христиан 1860 года — привела к гибели Антиохийской патриархии с Богородичным собором XII столетия и с патриаршим дворцом, построенным на деньги русского царя Алексея Михайловича. И вполне реальна новая.
— Дворец не уцелел?
— Нет. На его руинах стоит комплекс, воссозданный в начале прошлого столетия. Но где-то в укромных уголках Сирии сохраняются бесценные фресковые росписи, части мозаичного убранства.
Опять же между Идлибом и Алеппо — упомянутые вами «мертвые города». Я не вижу ни одной внешней силы, кроме России, кто может и пытается это безумие остановить.
Поймите, мы же не ведем речь только о спасении христианского наследия: в Сирии стал реальностью межконфессиональный мир. Сирийцы на своей земле жили так: если женщина хочет ходить в хиджабе — она ходит в хиджабе, хочет быть с непокрытой головой — имеет право и на это. Христианки в Сирии позволяют себе макияж и ходить в церковь без платков; только они при этом, при внешней либерализации, умудряются как-то сохранять в своих семьях веру. Равновесие между суннитами и шиитами, между христианами различных конфессий формировало уникальную среду, очень хрупкую и требующую бережного отношения.
Подъезжая к дамасским воротам Баб Шарки, ведущим на главную — Прямую — улицу старого Дамаска, ты видишь армянский собор Святого Сергия, а напротив — огромную шиитскую мечеть. И это прекрасная форма сосуществования.
Турция, например, этот баланс потеряла, прежде всего в силу принудительного греко-турецкого обмена населением 1923 года. Но Сирия и Ливан сохранили.
— Тем не менее отток христиан из Сирии значителен?
— Да, до войны их было 10%. Сейчас — не больше шести с половиной процентов.
— Правильно ли я понимаю, что только в части Сирии, подконтрольной Асаду, идет восстановление объектов культуры, ведутся археологические изыскания?
— Исключительно на территории, подконтрольной законному правительству. И с российской помощью.
Приведем пример Пальмиры. Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский озвучил работу над проектом восстановления попранного ИГИЛ античного города.
Я с коллегами из различных организаций, в свою очередь, занимаюсь проектами, связанными с поддержкой и популяризацией христианской культуры Сирии. В 2023 году мы совершили большую поездку и увидели доказательство того, что при Асаде нормальная жизнь восстанавливается. А где появляются террористы — никакое изучение памятников невозможно.
— Власти в Дамаске отдают предпочтение только нашим специалистам или ученые с Запада посещают САР?
— Никакой закрытости нет. Мой друг и коллега (бельгиец) успел буквально за два дня до наступления покинуть Алеппо. В Сирии действует католический благотворительный фонд «Pro Terra Sancta», занимающийся просветительскими и благотворительными проектами. Понятно, что в Дамаске есть некая настороженность в отношении западных государственных структур (учитывая роль отдельных стран в эпизодах Арабской весны. — И. В.). У САР есть вопросы к государствам Аравийского полуострова, к США и Турции. Но европейским ученым в их работе никто не препятствует.
— Давайте перечислим объекты мирового культурного значения, расположенные за пределами юрисдикции законного правительства Сирии.
— Теперь приходится говорить о Старом городе Алеппо с цитаделью. Плюс Калаат Самаан. Я не очень сейчас понимаю, кто удерживает город Ресафа, но он точно вне прочного контроля. Названные ранее нами монастыри — все это оказалось вне правительственных сил.
— Были ли вы на земле, захваченной «оппозицией»?
— Нет, там бывать мне не приходилось. Но слышал ряд историй, связанных с тем, что случалось после оккупации отдельных регионов боевиками.
— В Европе и США вооруженное противостояние в Сирии называют гражданской войной. Корректно ли данное определение?
— Священник обители Мар Муса аль-Хабаши (Святого Моисея Абиссинского), трехслойный ансамбль которой возведен на остатках римских сторожевых башен, отец Джихад (это не только название «священной войны», но и христианское имя) рассказывал мне: когда приходила Джебхат-ан-Нусра (признанная террористической и запрещенная в России организация), в ее составе были сирийцы — отморозки или просто недовольные властью, раскачанные пропагандой, но все-таки местные бойцы.
А когда на смену им шел ДАИШ, среди них сирийцев уже не было, но были выходцы из Европы, Америки, бывшего СССР, включая Россию. Помимо стихийных актов вандализма и грабежей сразу же устанавливался достаточно жесткий режим — комендантский час, накладывались ограничения на женщин, потом на христианское население…
— Однако силы, взявшие Алеппо, СМИ Европы и США называют повстанцами. Правильно ли их считать умеренными в сравнении с ИГИЛ?
— Менее радикальным, чем ИГИЛ, быть нетрудно. Это как сказать, что вы истребили людей меньше, чем Гитлер, или съели людей меньше, чем Тед Банди. «Исламское государство» (признанная террористической и запрещенная в России организация) откололось от Аль-Каиды (признанная террористической и запрещенная в России организация), считавшей данное крыло нежизнеспособными отморозками. Это, мягко говоря, показатель.
«Сирийская свободная армия» и так далее — это очень условный конгломерат, но основой все равно выступает бывшая ан-Нусра (признанная террористической и запрещенная в России организация).
Именно по их вине произошел весь первый уровень вандализма — и по вине радикалов из «Сирийской свободной армии», они шли первые. А когда приходил ИГИЛ, наступал фантасмагорический ад, и то, что случилось до этого, уходило на второй план.
Я обратил внимание, что за границей часть изданий прибегает к слову extremist, но немало есть тех, кто использует rebel — повстанцы.
— Помню странный «оптимизм» в ряде телеграм-каналов либеральной направленности, когда стали разгонять темы, что в Дамаске перестрелки, а то и целое восстание, и режим Башара Асада вот-вот падет. Что было с Сирией, если бы действующий президент лишился власти? Меня интересует прежде всего судьба культурного наследия, впрочем, когда Москву атакуют украинские беспилотники, я думаю: лишь бы они не попали в Третьяковку!
— Как музейщик я понимаю вашу мысль и в случае пожара прошу спасать не себя, а экспонаты.
— Тем более: давайте представим САР как один огромный музей, а Асада — в роли его хранителя.
— Не могу сказать, что было бы полное уничтожение, это не так. Но наследие пострадало бы очень значительно.
И это не область гипотетики — мы прекрасно знаем, как было до Асада и как стало при нем. При всей массе проблем, продолжающемся оттоке населения происходила нормализация везде, куда приходила правительственная армия.
— Почему же не остановился отток населения? Сирийцы бегут от войны?
— Если мужчина в САР не попал в университет, его забирают в армию, если попал — после окончания вуза. И не факт, что ты отслужишь два года и тебя не оставят бессрочно. Из-за этого они уезжают.
Но «до» и «с приходом/возвращением» Асада — все равно небо и земля. Так что наша поддержка Сирийской арабской армии полностью оправданна. Не случайно же к российским военным, особенно к нашим силам ВКС, сирийский народ выказывает такое уважение.
— Выбрав в качестве союзника Россию, Башар Асад принял верное решение. В чем вы видите его главную ошибку?
— Что в Дамаске позволили существовать анклаву, прижатому к Турции, где рос уровень радикализации. Желающих воевать с законным правительством и потоки оружия этот анклав притягивал как магнит. И эта энергия высвободилась.
